Как Николушка-проказник ездил на престольный праздник
На Кенозерье любят престольные праздники испокон веку. Конечно, в былые времена они были многолюднее, пышнее, народ собирался со всей округи. Гуляли стар и мал, чуть ли не в каждом доме играла гармонь.
Сейчас народ повымер, молодежь разъехалась по чужим краям. И все-таки эти праздники живы до сих пор, даже в тех деревушках, где осталось по несколько домов с доживающими свой век на родной земле старичками.
Вот и в этот раз в одну из заброшенных деревенек пришел родной престольный праздник. Понаехала молодежь на лодках, чтобы поплясать под гармонь, парням – винца попить да девок полапать, да и девки были не прочь хвостом покрутить – кому что отвалится. Были тут мужички и постарше – сорокалетние бобыли. Ну, этим-то только бы нажраться бормотухи, про юбки-то они могли языком молотить, их песенка, по кенозерским меркам, была давно спета. И в такую компанию затесался Микола – отец троих ребятишек, женатик, так сказать, но любивший попроказить на чужой стороне.
Пили на берегу, на пригорке наяривала гармонь. В старом гумне плясала кадриль молодежь, слышался женский визг и команды главного «кадрильщика»:
– Прогуляемся! Поменяем дамочек!
Пили «шило» (разведенный водой технический спирт), закусывая вешним лещом из рыбника, спертым Миколой из домашних запасов жены. Его собутыльники – два братана-бобыля, Ванька и Санька, – быстро осоловели. А Миколе хотелось и пить, и петь (в кои-то веки вырвался из дому).
Он несколько раз затягивал песню «У церкви стояла карета», но дальше первого куплета дело не шло: не помнил слов. И братаны помочь не могли – у обоих уже языки не ворочались.
Тут Миколе пришли на ум слова другой песни.
– Я ехала домой… – запел он.
Но дальше опять не получалось, память будто отрубило. Плюнув на песню, Микола опрокинул в одиночестве стаканчик «шила» и стал думать, что делать дальше. Братаны похрапывали рядом на траве. Машка-курва, с которой Микола не раз проводил веселые минутки в старых заброшенных амбарах, а то и на лесных межинах, на праздник почему-то не приехала, хотя и сговаривались. Надо сказать ради справедливости, что был Микола однолюб, чем и гордился перед сотоварищами: любил одну жену и одну любовницу, других баб не признавал.
Стало темнеть. Пляска на гумне закончилась. Ревели моторы – лодки одна за другой покидали гостеприимный берег. В Миколиной голове опять застучала песенная строка: «Я ехала домой…» А что? И впрямь пора, женка все глаза на озеро выглядела. Встреча с ней не сулила ничего хорошего.
