И вот однажды произошел такой случай. У одного рыболова клюнула щука… Он подтянул ее к лунке и стал вытаскивать, но блесна, торчащая из пасти щуки, вторым крючком зацепилась за лед, и щука не проходила в лунку.
Тогда рыболов решил подправить ее рукой и, раздевшись до пояса, засунул руку в лунку. Что было дальше? Рыболов закричал от боли. Его рука попала прямо в пасть щуке. А у щуки, как мы знаем, в пасти имеются зубы. Да и, наверное, побольше, чем у рыболова. Превозмогая боль, рыболов вытащил руку из лунки вместе с висящей на ней щукой.
Щука была килограмма на три. Из кисти рыболова струей хлестала кровь, обагряя снег. Другие рыболовы оказали ему помощь. Шарфом перетянули ему кисть руки, так как жгута ни у кого не было, забинтовали руку и поскорее отправили в «травму».
Вот такой неприятный случай произошел со «щукарем». Для этой цели нужно иметь при себе багорик, чтоб рукой не доставать рыбу из лунки. А чтобы щука не билась на льду, надо ей поломать шею – и тогда она сразу затихнет.
А. Ф. Рекин, г. Архангельск
Видно, Бог отвел Степана нанести старушке рану…
Дело было на Каргопольщине, в деревне Заручевье, что по Ошевенскому тракту находится. Вернее, находилась. Сейчас на месте Заручевья, да и многих других деревень, пустыри. Поля все заросли кустарником да сосняком. А ведь в послевоенные годы на этих полях выращивали неплохие урожаи зерновых.
На окраине нашей деревни всегда почему-то сеяли овес. Овес подступал к болотцу и небольшому лесочку, в котором по осени всегда росло много волнух да белянок. И вот в одну из осеней на овес стал ходить медведь и здорово его попортил. Руководство совхоза попросило местного охотника Степана Петровича Шавалова убить медведя.
Он сделал лабаз около того места, куда косолапый выходил, и однажды под вечер сел на него.
Дальше я привожу его рассказ.
– Сижу я, значит, на лабазе, сижу… Темнеет уже. И вдруг в кустах кто-то зашевелился. Смотрю, различаю в сумерках: на четырех ногах кто-то в кусте сидит – медведь, значит. Сам себе говорю: «Спокойно, Степанушко, спокойно… Вот сейчас он вывалится из куста на поле, тут я его из двух стволов картечью и достану».
Сижу, жду. А медведь все не вылазит из куста, все шебаршится там, ползает на четвереньках. И вдруг какое-то шестое чувство подсказывает мне: не медведь это – человек. Ну, и решил я: пальну-ка из одного ствола в воздух; если окажется, что медведь, – из второго его достану.
Ну, и выстрелил. И «медведь» заорал благим матом, да не звериным голосом, а старушечьим. Это бабушка Серафима ползала в кустах, волнушки собирала. Днем-то ведь некогда было по грибы в те времена ходить, работали люди от зари до зари, и старые, и малые…
