Михалыч, закинув винтарь за плечо, побрел туда, куда девчонка ускакала. Долго идти не пришлось. Споткнулась, глупая, о корягу, и лбом прямо в сосновый корень. Так и лежала: штанишки короткие, ноги тощие, голова растрепанная, а на шее платочек тот самый, красный, в белый горошек. Вот непутевая! Недовольно замычав, Михалыч взвалил девку на плечи и попер до сторожки. Надо было управиться до темноты — а то как бы волчецы того медведя не обгрызли до самых косточек.
Девка сидела на столе и ногами болтала. Стол добротный, дубовый, сам тесал, сам доски выглаживал. Девка лопала малину и пальцем в стенку тыкала. А на стене фотография в рамочке. Михалыч ее давно нашел, ещё когда в поселении жил. На помойке валялась. На фотографии женщина, крупная, светловолосая, в платье синем, а рядом с ней мальчонка лет пяти. Конечно, не родня они были Михалычу, и не помнил он свою родню, как и все в поселениях. А все же с земли поднял и, уходя, с собой прихватил, а в сторожке на стенку повесил. Ещё и рамочку на ярмарке сторговал, хорошую, латунную и со стеклом. Красиво чтобы. Чужие, свои ли, а глянешь — сердце отогревается.
— Это твоя жена? — спросила девка.
Щеки красные от малины, глаза блестят, патлы торчат во все стороны. Сразу видно, шебутная. И чего в лес поперлась, да через болото?
Михалыч в ответ замычал и головой замотал, в смысле нет.
— А-а, — протянула девка, облизывая замаранные малиновым соком губы. — Вспомнила, вы же не говорите. Твари бессловесные — так вас отец Фёдор называет.
Михалыч на всякий случай оскалил зубы. Девка только хихикнула. И откуда такая бесстрашная? Сначала стрекача задала, а теперь сидит, как у себя дома, и ногами бесстыдно дрыгает.
— А я Машка, — сказала она, отводя с лица волосы. — Хотя дед Муркой кличет. Но мне Машка больше нравится. Мне двенадцать лет, я из дому убежала. А ты… ах да, ты ж не говоришь.
Михалыч, кряхтя, полез в буфет и вынул документ, выданный участковым. Мол, зомби зарегистрирован, мирный, приписан к такому-то поселению, на учете состоит. Зовут Михалыч. Сам Михалыч своего имени не помнил, как и роду-племени, но участковый Семёнов быстро сообразил: живет в лесу, как медведь, значит, будет Михалычем.
Машка удостоверение ухватила, так и сяк повертела, чуть не обнюхала. И Михалыч понял, что читать девчонка не умеет. Вот те раз. Совсем они, что ли, у себя на фермах одичали и умом кукукнулись?
— Деда зомби, — сказала между тем девка, бойко спрыгивая со стола. — А пожрать у тебя чё-нить, кроме малины, есть? Ну, то есть, не человечину…
