– Мальчик или девочка? – выкрикнул кто-то.
– Мы пока не знаем.
– Когда вы поженились?
– В прошлую субботу.
– Какая у Эммы девичья фамилия?
– Блум, – ответила Эмма. Дилан послал ей одобрительный взгляд. Она не позволит ему отдуваться за все. Нужно учиться обращаться с папарацци, и можно начать прямо сейчас.
Теперь репортеры протянули микрофоны к Эмме:
– Каково это – выйти замуж за самого завидного жениха, миссис Макей?
– Я никогда не рассматривала это в подобном ключе. Он для меня просто Дилан. Мы с его сестрой – лучшие подруги еще с начальной школы.
– Вы собираетесь…
– Прошу вас, – перебил Дилан, поднимая руку. – Мой пиар-агент сделает заявление завтра утром. Он ответит на все ваши вопросы. Картина вот-вот начнется, и мы с женой хотели бы наслаждаться премьерой вместе. Спасибо.
В окружении телохранителей они двинулись сквозь толпу. Оставалось совсем немного. Завтра газеты будут пестреть заголовками, и тайна их брака останется в прошлом. Он переживал эту потерю. Ему нравилась анонимность, возможность сохранять Эмму только для себя эти последние несколько дней. Теперь новость распространится по всей стране, и у них снова все изменится. Отсутствие всякой личной жизни – плата за славу. Для себя он давно с этим смирился. Но теперь нужно думать об Эмме. И о ребенке.
– Ты прекрасно держалась, Эм.
– Я импровизировала.
– Мне нравятся женщины, умеющие быстро соображать.
Он взял ее за руку и повел в знаменитый кинотеатр, один из немногих исторических в Лос-Анджелесе, с бархатными красными креслами, лепниной на стенах и милями занавесей.
– Ну, что ты думаешь?
Ее красивые зеленые глаза впитывали окружающее. Дилан очень хотел, чтобы Эмма испытывала такое же благоговение. Киносъемки у него в крови. Он сам продюсировал много фильмов и планировал в будущем стать режиссером.
– В жизни не видела ничего подобного, Дилан. Можно представить, каким этот кинотеатр был в прошлом. Классические фильмы на большом экране. Актеры, режиссеры и продюсеры, сидевшие здесь. Все это так величественно!
Дилан улыбнулся. Эмма удивительная женщина. Он не солгал сегодня репортерам. Влюблялся в нее, и это не пугало. Не заставляло нервничать. Брук говорила, что Рене ранила так, что на всю жизнь остались шрамы, но, может быть, именно Эмма заставит его понять, что он полностью исцелился?
Он поцеловал ее в щеку, и она подняла на него глаза:
– За что?
– Неужели мужчина не может поцеловать свою жену просто так?
Она улыбнулась, и у него на сердце потеплело. Он снова взял ее руку:
