Царевич Димитрий | страница 18



– А ты, отче, подлинно его убита видел? Не ошибся ли?

– Того не мыслю. И не пойму, что разумеешь ты, Прокопе…

– Вот сейчас ты мертва тела не распознал, за иного принял, так, может, и тогда недоглядел?

– Зришь ли, друже, в мёртвом теле завсегда ошибка может статься, потому – неживой он, видимость его сменилась: и очи не смотрят, уста не те, и смерть руку наложила. Но не аз един царевича во гробе видел – матерь его родная тут была, и дяди, и челядинцы. Все горевали, и никогда мне в душу сумненье не приходило.

– Не приходило?

– Вот те крест – николи во всё время! Ныне же, як вспоминаю отроча того, что у Романова жил, не знаю, что и думать: смутил ты душу мою! Помоги мне, Пречистая! А сам ты – како отрока того чтишь?

– Никак не чту, Мартыне! И бросим нелепый разговор сей! Скажи лучше, долго ли на Москве пробудешь?

– Так он, говоришь ты, жив и здрав – малютка тот, что у тебя во дворе с собакой забавлялся? Тако… тако…

– Ты про что мыслишь?

– Ни про что, друже, не мыслю, а токмо скажу ти паки: кабы жив был Дмитрей царевич али бо воскрес из мертвых, – он сделал упор на последние слова, – то царь был бы законный.

– Говори прямо, Мартыне.

– Да уж чего прямее, чем видели! Молодец зарезанный, и сходство есть! Не чудно ли?

– Брось загадки! Не с дворовой девкой язык чешешь!

– А сам ты прямо глаголеши? Словечка прямого не изрёк со мною – не веришь мне! Тебе же аз поверил – не тот се отрок, что у тебя жил. А почто зарезали молодца? Думаешь, по разбою?

– Ничего яз не думаю, а как по-твоему?

– По моему умишку малому – потому и убили, что сходство имел с отроком тем… не припомню имя-то!.. Ты не забыл, как звали-то?

– Давно забыл, отче.

– Онемели уста твои, друже! Но Бог с тобою! Не серчаю. Зайду к тебе на неделе, пивка испить боярского, а может, и медком яблочным угостишь – люблю сие! Тогда ещё истину поведаю тебе вельми любознательну. Теперь же треба на берег подыматься – Усть-Яуза здеся. Проводи ми, родной мой, до монастыря Ивановска – недалече тут, – и Бог тя благословит!


Четыре года прошло со времени описанных разговоров, и немалые перемены случились на Москве. Царь Фёдор умер бездетным, династия закончилась, избранный «освящённым» Земским собором Борис Фёдорович Годунов торжественно вступил на престол царей московских, раздавая милости направо и налево своим избирателям и приспешникам. Испытанный интриган и неплохой государственный кормчий, он опытной рукою вёл свой корабль, укрепляя приобретённую ещё до воцарения славу «правителя велемудрого», снискивая благодарность торговых гостей, обращая на себя внимание и за границей. Ничто не омрачало прекрасных первых годов его царствования; дела Бориса процветали.