Проигранное время | страница 19



— Не всякое мясо — вымя, но всякое вымя — мясо. Оно мяхкое, — добавлял он, — мяхкое и вкусное.

— Оно плохо жуется, — возражал я.

— Зато хорошо кусается, — и Пас клацал зубами. — Сочное, как цыпленок табака. Вымя, три порции, — просил он и третий кусок заталкивал вилкой под два верхних, жульничал.

— Оно денег стоит, Пас.

— Это — вымя, — говорил он, — мясо я не прячу.

Мы садились за стол, и Пас с наслаждением кусал вымя, которое всегда мясо. Особенно яростно он кусал третий, краденый кусок.

Человеку профессионалы не понравились. Нам тоже. Они делали грубые ошибки, кричали зачем-то. Но они выиграли. Как у них это вышло, мы не поняли. Они ходили так, как будто знали карты друг друга; кроме того, они играли так, как будто знали прикуп. «Знал бы прикуп — жил бы в Сочи», — говорил Учитель. Особенно он напирал на «Сочи».

Потап развенчал профессионалов. Он подсмотрел, как они сдают, когда шла вторая партия. В этой партии из наших играл только Пас, а Шут отказался. Мне пришлось шипеть на Шута змеей, чтобы он догадался: нам желательно было бы есть хоть один раз в день; и он должен это осознать.

— Питаться, — говорил я ему.

— Что? — бурчал он.

— Питаться чем будем? Опять побираться пойдем?

Шут тоже не любил побираться, и он все понял.

— Ладно, — сказал он. — Не буду.

Мы с Шутом смотрели, как Пас проигрывал. Его было не жалко, да он и проигрывал в этот раз мало. Нам хотелось, чтобы больше. «Голова его садовая».

Когда профессионалы уехали, Потап показал нам, как они сдают.

— Сдвигай, — протянул он колоду Шуту. Шут сдвинул. Потап сдал. — В прикупе две пики, — сказал он. — Девять и десять. Мы проверили.

— Это — шулера, — заключил Потап. И Человек очень обрадовался. Эти шулера к нам больше не приезжали.


Шут любил просыпаться рано, выходить из общежития или из дома, когда мы жили на квартире, и смотреть на солнце.

— Люблю восход, — причмокивал он.

Вечерами он тоже выходил из общежития или из дома и смотрел, как солнце садится. Из общежития заката не было видно, и Шут уходил куда-то.

— Куда ты ходишь?

— Закат смотреть.

— Ты что, спятил? Он снисходительно поглядывал. Весной он водил меня в лес. Уже подсохло, и в муравейниках шевелилось. Он подносил руку к муравейнику, а потом слизывал.

— Очень пользительно, — говорил он и улыбался. — И солнце встает, — щурился он на солнце. Шут любил солнце. И луну.

— Молочко, — говорил он, глядя на луну. Шута природа успокаивала всегда, он мог отвлечься от всего из-за какой-то букашки.