Когда прогон заканчивается, маэстро снова постукивает палочкой по пульту:
– Благодарю вас, леди и джентльмены! Объявляю получасовой перерыв. Возвращайтесь в голосе.
Тут же зал наполняется говором, и все дружной массой движутся в сторону кафетерия. Подавшись назад, чтобы пропустить идущих, я продолжаю сидеть в ожидании Эвана. Изо всех сил пытаюсь перестать плакать, но слезы сами струятся из глаз.
Спустя несколько мгновений он наконец подходит ко мне, с удивлением заглядывает мне в лицо:
– Вы плачете?
Ничто не ускользнет от внимания этого человека!
– Что случилось?
– Я так счастлива, – выдавливаю я сквозь плач.
У Эвана явственно ошеломленный вид.
– Это так вы наслаждаетесь своим первым знакомством с оперой? – изумляется он.
Мне никак не удается взять себя в руки, чтобы что-либо ответить, поскольку в горле сидит тугой комок. Я ощущаю слабость в коленках и вся мелко подрагиваю, точно тронутое желе. Мне трудно найти подходящие слова, способные передать мое состояние.
– Это что-то фантастическое! – восклицаю я и тут же громко всхлипываю.
Чувствую, как тушь вовсю течет по щекам и, можно не сомневаться, лицо у меня сплошь пошло красными пятнами. Мне бы быть сдержанным, разбирающимся в опере ценителем и, может, даже выдать пару умных наблюдений от услышанного! Вместо этого я реву как малое дитя.
– Это правда совершенно обалденно!
Эван Дейвид потрясенно глядит на меня, а затем делает то, чего я уж никак от него не ожидала: заключает меня в объятия и крепко прижимает к себе.
Целый час, кажущийся невероятно бесконечным, я еще маюсь бездельем, после чего наконец могу выдвинуться в сторону своего паба. И теперь передо мной встает выбор: то ли мне навестить братца и своего сладкого плюшечку Нейтана, то ли заглянуть по пути к маме. Я до сих пор словно выбита из колеи после сегодняшней зиц-пробы. Даже когда после перерыва раз за разом исполнялись одни и те же арии, я всякий раз была готова разрыдаться. Меня всю лихорадит, будто при начинающемся гриппе, – но это абсолютно ничто по сравнению с тем, что я до сих пор ощущаю, как держал меня Эван в своих крепких объятиях, и до сих пор, закрыв глаза, как наяву чувствую его запах. Запахиваясь в пальто, я испытываю приятно будоражащую, мелкую дрожь.
Интересно, что чувствуют люди, исполняющие свои партии на таком высоком уровне? Потрясает ли их это так же мощно, как сегодня сразило меня? Должна сказать, что какие бы композиции ни исполняла я на подмостках «Головы короля», ни одна ни разу не пробирала меня до глубины души. И это заставляет меня признать: между тем, что пытаюсь делать я, и тем, чего достиг Эван, зияет огроменная пропасть.
