Аромат растений Алялватаски оказался настолько насыщенным, что у меня на какой-то миг закружилась голова, я покачнулся и вынужден был ухватиться за перила, успевшие покрыться влажной и немного липкой плесенью. Я еще подумал: ни эта ли янтарно светившаяся плесень издавала столь резкий и сильный аромат, откровенно вызывавший у меня сладкую грусть по тем неведомым далям, о существовании которых я совсем не подозревал до сегодняшнего вечера, и которые навряд ли мне суждено было когда-либо увидеть. А перед глазами моими, между тем, мелькали яркие лиловые, смарагдовые, фиолетовые, изумрудные, нежно-желтые и багрово-алые бесформенные пятна.
Я крепче сжал рифленую рукоятку тяжелого пистолета и повнимательней вглядевшись в разноцветных тварей, хаотично и как-то ошарашено ползавших по обширному двору, с фаталистическим спокойствием понял, что мне до больницы не добраться и, по большому счету – так до конца жизни и не догадаться об истинных причинах собственной гибели. Все было сном, дьявольским наваждением, вылетевшим из могилы, раскопанной алчными цыганами, и я беспомощно барахтался в этом потоке галюциногенных событий, увлекавшем меня в бездну невообразимых бедствий. Всегда такое понятное и милое моему сердцу бытие стремительно размывалось ослепительным и прекрасным, но не менее ужасным от этого, бредом.
Я зажмурил глаза и очень ясно представил Раду в больничной палате, залитой неземным фантастическим светом, разрисовавшим голые стены палаты сложными узорами из причудливо переплетавшихся и изгибавшихся теней. В ее огромных широко распахнутых глазах, наблюдавших за хороводами живых теней, наверняка застыло холодное равнодушие безумия…
Не в силах созерцать открывшегося видения, я раскрыл глаза, и сплюнув на возможные последствия, стараясь не смотреть под ноги, бросился через двор к полураскрытым воротам. Под ногами, пока я бежал, постоянно что-то хрустело, и от хруста этого мне хотелось заткнуть уши. Но, как бы там ни было, я сумел миновать двор без малейшего для себя ущерба и выбежал за ворота проклятого дома с твердым намерением никогда сюда не возвращаться.
За воротами, что меня немало ободрило, пахло почти по-земному: не было того удушающего навязчивой грустью сладкого аромата, заполнявшего апарц. А самое главное – я увидел невредимые джипы и «Мерседес», своими полированными поверхностями отражавшие диковинный свет выползавшего из-под земли чужого абсолютно враждебного мира. Дверца одного из «Хаммеров» оказалась приоткрытой, и сиденье водителя при этом пустовало. Водителя, вообще, ни вблизи, ни в дали не наблюдалось, как и остальных членов группы. Стараясь сильно не задумываться об их вероятной судьбе, я прыгнул за руль «джипа», включил зажигание и сорвал дивную американскую машину с места на почти бешеной скорости.
