«Она съест меня!» – твердо решила Рада, с нарастающим ужасом рассматривая спутницу Земли, – «Как и бедную маму и… папу… Проклятая луна специально светит так ярко, показывает Шали дорогу!»
Дверь в палату бесшумно раскрылась, вошёл дежурный врач, спросил удивлённо:
– Очнулась, дорогуша?! Не ожидал, честно говоря, так рано, – ты должна была проспать до утра, – он осторожно присел на краешек кровати, – Как ты себя чувствуешь?
– Мне мешает луна! – едва не крикнула Рада. – Ничем нельзя её завесить?!
Дежурный врач хмуро глянул в окно на апельсиновый диск луны и, немного подумав, вежливо ответил:
– К сожалению, сегодня – во всяком случае, ничего не получится. Не хватает у больницы денег на занавески, милая моя. Давайте попробуем ночку эту как-нибудь перекоротать, а? – он неожиданно улыбнулся Раде доброй отеческой улыбкой, – Да и луна-то на самом деле, как мне кажется – очень красивая. Может быть – с такой точки зрения на неё посмотреть? – и он улыбнулся ещё добрее, прямо-таки – нежно, и нежность его выглядела вполне искренней.
– Спасибо вам – вы очень хороший врач и добрый человек, мне сделалось легче на душе, но…, – она умолкла на полуслове, подбирая, очевидно, точное определение своему психологическому состоянию, – …но, у меня возникло убеждение… понимаете – Она обязательно прилетит за мной! И – за Валькой!
Врач, как ни странно, отнёсся с пониманием к полубредовым восклицаниям пациентки:
– Не волнуйтесь так, ради Бога! Никто не прилетит, постарайтесь уснуть и, поверьте мне – утром вам представится всё совсем в ином свете. Страхи, навеянные ночью и этой странной красной луной, исчезнут, бесследно испарятся в лучах рассвета, – он умолк и вслед за моей женой устремил взгляд на огромную луну, полыхавшую фальшивым чахоточным румянцем, на фоне которого стремительно взмахивали черными крыльями огромные зловещие птицы, летевшие клином…
– В сковородке – мясо? – коротко спросил я, не пытаясь тратить время на ненужные оправдания.
– Нет. Это – джульфинг. Очень эффективная и очень коварная приманка.
– Вроде крысита? – уточнил я, поражаясь осведомленности Сергея Семеновича в сугубо специальных вопросах, входивших в ту таинственную область знания, с которой мне ещё только предстояло начать знакомиться.
– Да – вроде, – ответил он, согласно кивнув головой, – вот наши цыгане и купились на него. Как… голодные крысы, – генерал выдержал паузу и во время неё скользнул прикидывающим и оценивающим взглядом по лицам всех сидевших за столом цыган, – между прочим, джульфинг – страшная штука, гораздо страшнее крысита. Механизм его действия нам пока точно установить не удалось, но с большой степенью вероятности можно предполагать, что это сложный фермент, превращающий душу человека в порошок, в пыль, в ничто. И человек погибает по-настоящему, сразу умирает второй окончательной смертью, не дающей шансов на воскресение. И скорее всего – человек, умирающий подобной смертью, испытывает чудовищные, ни с чем не сравнимые, невообразимые физические, а особенно, само собой разумеется, душевные муки, – он вновь помолчал немного, продолжая пытливо рассматривать стеклянные оболочки цыган, уничтоженных могучей потусторонней силой, а затем добавил: – Так что, относительно мести ты можешь быть спокоен – твоим обидчикам гораздо, гораздо хуже, чем маме твоей жены… Апарц, это – склеп, Валя… Слышишь, как здесь тихо?..
