– Залазь! – скомандовал Коваль.
Держась за край борта, прошел до уключины, оперся на плечо Нурбаева и перекинул ногу. Сложнее всего было удержать равновесие. Под сапогом крутанулась какая-то деревяшка, видимо, весло, я почти опрокинулся навзничь, но нечеловеческим усилием выровнялся, шлепнулся на скамейку, плеснув на брюки водой со дна. В нос шибанул запах тухлятины и смолы. Лодка, тихо ударяясь о стволы, заскользила вперед, сильно качнулась, чье-то жаркое, пахнущее луком дыхание мазануло по щеке… А потом мрак рассеялся до такой степени, что я увидел и сидящего рядом со мной Нурбаева, и Коваля, замершего на носу, и спокойную гладь реки.
Мы вышли на открытую воду из низкого тоннеля, образованного склонившимися ивами. Сержант не дал лодке проплыть дальше, уцепился за ветку, и наша посудина стала носом против течения. Вдалеке вспыхнул, налился светом и медленно поплыл в нашу сторону белый до синевы шар осветительной ракеты.
– Командир, ходи назад, грести буду, – проговорил Нурбаев.
Я кое-как перебрался на корму. Коваль привстал, вглядываясь в темноту дальнего берега. Нурбаев вытащил из-под сиденья весла, вставил в уключины.
– Давай. – Сержант махнул рукой.
Солдат, развернув лодку, сноровисто заработал веслами. На переход через реку ушло не больше двух минут – и вот Коваль уже цепляется за такую же густую, нависшую над водой поросль ивняка.
Заросли тянулись вдоль берега почти до самых немецких позиций. И как раз в эти кусты уходило ответвление хода сообщения, что мы высмотрели вчера днем с Ковалем. Скорее всего, там фрицы спускаются за водой. Задача у нас простая: подкараулить какого-нибудь бедолагу, по ночному времени вышедшему к реке, и аккуратно спеленать. Во всяком случае, таков был план, составленный еще прежним командиром, внезапно покинувшим нас лейтенантом Андреевым. И, как убедил меня сержант, решение это наиболее приемлемое: немцы на своем берегу заняли круговую оборону, словно ожидая атаки со всех сторон – так что с тылу тоже просто так не подступишься.
– Пошли! – прошипел Коваль с носа.
Осторожно перебирая ветки, мы повели лодку вдоль берега. Двигались совсем тихо, только еле слышно шептала вода вдоль бортов да шелестели деревья. В лицо и за шиворот сыпались листва и сухой древесный мусор.
Постепенно до нас стали доставать отблески ракет – свет усиливался, и мы все сильнее прижимались к берегу, затаскивая лодку под шелестящий, пахнущий илом свод. В какой-то момент посудина попала под тень высокого утеса, выступающего в реку на повороте. Тут деревьев не было, и пришлось снова грести.
