— А что, есть что-то новенькое? — заинтересовался мусорщик.
Официант смущенно развел руками и убрал меню.
— Тогда две курицы, фирменных, волосатых. И два жульена из бледных поганок.
— Жульены — дрянь, — шепнула девушка.
— Курица не лучше, — успокоил ее мусорщик. — Не «Метрополь», что поделаешь. Лаптем щи хлебаем — фирменное блюдо.
Мусорщик приветливо помахал сидящей поодаль комичной парочке — неимоверного объема толстухе с обесцвеченными младенческими кудрями и её тощему унылому кавалеру.
— Кто это? — спросила девушка.
— Галя. Коллега с соседнего участка. Как это она уговорила своего благоверного на людях показаться?.. Странная субстанция — любовь. Он её любит, обожает каждый килограмм ее тела, но стесняется с ней на улицу выйти.
Мусорщик наполнил рюмки текилой, затем потёр лимоном и посыпал солью между большим и указательным пальцем. Девушка, глядя на него, повторила.
— За странную субстанцию — любовь! — подняла она рюмку.
Они чокнулись и выпили, слизнув соль с руки.
— Поговорим? — спросила девушка.
— О чем?
— О странной субстанции.
— Начинай.
— Я новичок в твоей игре. Сначала ты.
Мусорщик откинулся на стуле и сплел пальцы, глядя на нее.
— Ты однолюб, — начал он.
Девушка чуть не подавилась минеральной водой, торопливо поставила стакан и постучала ладонью по груди.
— Ну-ну, — отдышавшись, весело сказала она.
— Ты однолюб, — спокойно повторил мусорщик. — В твоей жизни была только одна большая, чистая, светлая, самоотверженная и абсолютно взаимная любовь — это ты сама… Первая детская любовь тебя миновала, потому что лет с десяти ты уже твердо знала, что этот городок не для тебя, ты берегла себя для Москвы, для другой жизни. Впрочем, был одноклассник, хороший парень, к тому же влюбленный в тебя до одури — завидная партия по местным понятиям.
— Еще бы! Отец — главный хирург, мать — майор милиции, — не без гордости сказала девушка.
— Все считали, что вы поженитесь сразу после школы, а ты вытирала об него ноги, издевалась, как могла, исследуя пределы своих женских чар. Ночью после выпуска ты отдалась ему, наполовину от жалости, наполовину из интереса, и всю ночь с искренними слезами повторяла за ним клятвы вечной любви, зная, что через час уедешь навсегда и никогда больше его не увидишь…
Официант принес заказ, расставил тарелки на столе и удалился.
Следом, улучив благоприятный момент, приблизился квадратный молодой человек, позорно сбежавший несколько дней назад из «Опеля».
— Наш стол хочет заказать для вашей дамы песню, — официально сообщил он. — Если вы не против. «Естердей».
