– Но здесь написано, что это я.
– Нет. Эта девочка умерла ещё в младенчестве. Посмотри на дату.
Она посмотрела и стиснула пики низкой ограды.
– Но я…
– Знаю. Вы родились в один день. Мы предполагаем, что это твоя сестра-близнец. Если б мы только узнали об этом раньше, – он встал рядом и облокотился на забор.
Он ждал. Злости, упрёков, негодования. Приготовился выслушать всё и о себе самом, и о псионниках, и о службе контроля. Дмитрий мог бы возразить, объяснить, что ни один идиот не назовёт одного ребёнка в честь другого. Что это просто счастье, что компьютер, запрограммированный на поиск пересечений, выдал подобную ссылку и внимательная Алиса обратила на неё внимание, а не списала на простой сбой. Мог бы, но не стал. Он приготовился молча слушать. Она имела право высказаться.
Минута уходила за минутой, а Лена всё так же неподвижно стояла, не произнося ни слова. Псионник испугался, что она снова впала в странное оцепенение. Но нет, вот она повернула голову, и ветер отбросил волосы на его рукав и прижал. Колечки зацепились за собравшуюся на локте ткань. По коже побежали мурашки, будто сквозь куртку он мог чувствовать лёгкие покалывающие прикосновения.
– Я не знала… не знала о ней, – сказала девушка. И вдруг, вцепившись в ограду, закричала туда, в пустоту, в холодный гранитный камень: – Они и твои родители тоже!
Она взывала к давно умершей и забытой девочке. Изливала боль на ту, которой всё равно. Ему было бы легче принять всё это на себя.
Дмитрий схватил Лену и прижал к себе. Пусть так, пусть она лишила его своего гнева, но право на утешение, пусть такое недолгое и неловкое, от чужого, по сути, человека, он никому отдавать не собирался. Ведь это единственное, что он мог предложить сейчас. Единственное, что она, возможно, примет.
– Послушай. Я должен тебе кое-что сказать, – заговорил псионник, когда она затихла. – Я не хочу, но должен. Вчера, – она замерла, окаменела в его руках, – вчера я вёл себя не лучшим образом. И дело не в словах. Я готов подписаться под каждым из них. Добиваться признаний – моя работа. Просто я сорвался. Повёл себя, как стажёр, впервые столкнувшийся с жертвами. Это недопустимо. И за это прошу прощения.
Она пошевелилась, подняла голову и посмотрела на Дмитрия с удивлением.
– Вы же не знали.
Она ещё его оправдывает. Он убрал руки. Он не вправе касаться её, не заслуживает.
– Привязку проведут сегодня, – сказал он будничным тоном и посмотрел куда-то поверх её головы.
