Вот дряни.
Знаю, мне не следовало бы так говорить, но я так подумал — и подумал изо всех сил! Конечно же, нельзя принудить себя испытывать горе, но я, я их очень любил, этих родственниц. И я бы плакал по-настоящему, если бы они умерли, а вот они…
Никакого стыда.
Последние слезы меня удивили: слезы Самюэля, друга детства Лео. Я не видел его несколько лет и был удивлен, когда в дом вошел мужчина, настоящий, взрослый, зрелый, солидный, импозантный. Не то чтобы в Лео не было импозантности, но, став мужем и отцом, он не перестал от этого быть в моих глазах юношей, даже в чем-то подростком, как, впрочем, большинство сегодняшних двадцати пятилетних. Итак, я увидел, как этот высокий, крепкий мужчина пришел в своем прекрасном костюме, правда — отлично скроенном (я обожаю костюмы), широко улыбнулся Лео, словно говоря: «Я здесь ради тебя, я сильный и разделю с тобой горе» — в общем, совсем как Смотритель. Он мало говорил, только стиснул моего сына в объятиях — сильных и долгих. Жизнь разлучила их лет десять назад, но эти годы разлуки испарились в один миг. Вот оно — чудо настоящей дружбы, которому так завидует любовь.
Сэм вошел в комнату, держа Лео за плечо, несколько долгих секунд ничего не происходило, а потом он вдруг разрыдался. И этот плач удивил меня больше всего: это были не сдерживаемые рыдания гордого мужчины, а горькие слезы маленького мальчика. Он сопел и всхлипывал, и тут я понял, что он оплакивал наши футбольные матчи, когда им с Лео было по восемь лет, наши походы в парк аттракционов, наши поиски сокровищ, которые я устраивал для них, шалаши, которые мы строили втроем. Он оплакивал мультики, которые мы запивали горячим молоком и заедали целыми пакетами конфет, и каникулы на морском побережье. В его залитом слезами лице я снова увидел мальчугана, каким он был когда-то, немного полноватого, немного неуклюжего; это был тот же парнишка, который старался как можно дольше торчать у нас по средам и воскресеньям, потому что дома его отец часто распускал руки — доставалось и ему, и его матери.
Я видел, как перед моим безжизненным телом мужчина оплакивал ребенка, каким был когда-то.
Из-за всего этого день у меня получился страшно тяжелый. И я решил не присутствовать на своих похоронах. Я даже поклялся, так что решено и подписано: на похороны не пойду.
Положенную мне дозу горя я получил.
Теперь надо сконцентрироваться на Власти — на всех трех ступенях, на том, что я могу сделать, чтобы мир стал лучше — для Лео, для Ивуар, для будущих детей Ивуар, и…
