Совершенно неожиданно для себя, я вдруг осознал, что Иосиф Виссарионович удивлен! Заявить с полной уверенностью, что стало этому причиной, я не мог. Но очень сильно надеялся, что он был удивлен тем, что кто-то посмел использовать его грандиозные замыслы в таких мелочных, корыстных целях. У меня была крохотная надежда, что такие последствия Вождь просчитать не смог или посчитал их несущественными, а потом, никто не решился в открытую об этом высказаться. Скромная такая надежда.
Сбросив с себя секундное оцепенение, Сталин кинул вопросительный взгляд на Берию.
— Павлов прав. Это действительно так. — не сомневаясь ни секунды произнес Лаврентий Павлович.
Я перевел взор на Наркома внутренних дел. Его лицо не выражало абсолютно никаких эмоций. Со стороны, оно было похоже на посмертную маску фараона. Те же строгие, холодные и безжизненные черты. Неужели и я когда-нибудь смогу достигнуть такого уровня самоконтроля?
— Хорошо. Ми подумаем. Хорошо… — с еще более усилившимся грузинским акцентом, произнес Сталин.
Вождь, неторопливо вернулся на свое место за столом, сел и начал набивать, а потом и раскуривать, свою знаменитую трубку. Пауза несколько затянулась. Но вот, наконец, он произнес:
— Так в чем же заключается суть ваших претензий в адрес политработников? За что ви их так не любите?
Про неумение их готовить, я благоразумно промолчал.
— Товарищ Сталин. Я, не испытываю личной неприязни ни к одному из сотрудников Политуправления. Я выказываю недовольство лишь результатами их работы. Как вы знаете, у меня существовал опыт пропагандистской деятельности, в должности комиссара механизированной бригады. На основании этого опыта, а также всей моей деятельности, как командира разнообразных частей и соединений, считаю своим долгом и обязанностью коммуниста заявить о таком моем отношении. Считаю, — вновь повысив голос, произнес я. — что основная задача политработника, заключается не в том, чтобы количеством штампов и лозунгов подавить волю слушателей, а в том, чтобы убедить их, что к нужному выводу они пришли самостоятельно. В первом случае, рассчитывать на сознательную поддержку власти такими людьми считаю недопустимой халатностью. Как только они попадут в экстремальную ситуацию, значительное их большинство может поддаться панике и принять ошибочное решение. У меня все.
Иосиф Виссарионович молчал несколько минут, затем глубоко затянувшись трубкой, с некоторым нажимом, заговорил о себе в третьем лице:
