А на другой чаше лежала скромная оловянная гирька. Гирька, отлитая из тысяч и тысяч жизней и судеб маленьких, незаметных людей. Нет, не тех взрослых и самостоятельных мужчин, которые пали жертвой собственных интриг и некомпетентности или ставших случайной пешкой в чужой игре за власть и богатство. Настоящий мужчина должен сам определять свою судьбу, нести ответственность за собственные поступки и защищать собственную жизнь. Нет, я имею в виду их женщин и детей. Женщин, которые были убиты за поступки своих близких или попали в лагеря, став еще одной козырной картой в бесконечном политическом покере. Детей, которые были вынуждены прилюдно отказываться от собственных родителей! Имеет ли право настоящий мужчина поднимать руку на слабых и беззащитных? Достойно ли для настоящего мужчины числить среди своих врагов заведомо слабейших или даже равных себе? Конкретно на эти вопросы у меня ответ есть. А у Вас?
Так все-таки, кто Вы, Иосиф Виссарионович Джугашвили? Кто ты такой, Коба?
Так и не найдя для себя исчерпывающего ответа, я, глубоко вздохнув, распахнул дверь и, остановившись на пороге, произнес:
— Разрешите войти?
— Входите…
* * *
— Входите. — послышался из недр кабинета так хорошо знакомый многим голос.
Я прошел. Остановившись, точно по центру комнаты, произнес:
— Здравствуйте товарищ Сталин.
— Здравствуйте товарищ Павлов.
Сосредоточив все внимание на фигуре Вождя, я не сразу обратил внимание на то, что он был в кабинете не один. По правою руку от Иосифа Виссарионовича за столом сидел еще один человек. Тот самый комиссар государственной безопасности первого ранга. Тот, чья фигура не менее противоречива, чем фигура Сталина. Тот, чья оценка разнилась от «палач» и «провокатор», до «гений» и «лучший менеджер двадцатого века». Тот, о роли которого в истории страны с пеной у рта спорили многочисленные историки и любители. Там сидел Лаврентий Павлович Берия.
— Здравствуйте Дмитрий Григорьевич. — в нарушение всех неписанных правил произнес он.
— Здравие желаю товарищ Народный комиссар внутренних дел.
— Присаживайтесь. — оценивающе глядя на меня, произнес Сталин, при этом кивком головы указывая на левую сторону Т-образного стола.
Я подчинился и приготовился слушать. Вождь направил пристальный взгляд мне в глаза. Я буквально чувствовал, как щупальца его могучего разума опутывают мой мозг, разбирают его на части, систематизируют и складывают их обратно. Так продолжалось довольно долго. Внезапно он отвел свой всепроникающий взор, поднялся со стула и начал неспешно прогуливаться за моей спиной. Наконец, послышался его хриплый голос:
