- Простите за выспренность, но вы, римляне, право же, были великими законодателями, великими колонистами и великими администраторами. Прибыв на место, к перекрестку дорог, вы, рассказывают, прежде всего брались за угломер, чтобы тут же наметить будущий город - прямоугольный, четкий, с разумными пропорциями, удобоуправляемый, поддающийся очистке, - город, в котором можно было бы легко ориентироваться, свободно перемещаться...
- Но ведь и после нас занимались архитектурой люди, без сомнения, предусмотрительные, постигшие всю глубину знаний? Ваши города должны быть лучше, ибо наука рождается из практики и теории, а практика - это постоянное и привычное осознание опыта, опыт же с веками накапливается.
Ле Корбюзье улыбнулся, лицо его прояснилось. Но столь редкая улыбка тотчас исчезла.
- Увы, в мое время города больше не выполняли своего назначения. Они стали бесплодными. Они изнашивали тело и противоречили здравому смыслу. Помню, я работал над книгой в пору летнего парижского затишья. Но вот наступило первое октября. Предрассветные сумерки на Елисейских полях и... Вдруг начинается столпотворение. На смену пустоте приходит бешеное движение. Человек вышел из дому и сразу же, не успев опомниться, стал данником смерти. Всюду автомобили, они несутся все быстрее и быстрее! Город крошится, не в силах устоять перед таким напором.
- О, бессмертные боги, вернувшие к жизни меня, пощадите мой разум! воскликнул Витрувий. - Видится мне: на сфере, нас окружающей, проступили контуры. Расширяется, тает сфера, в бесконечность уходит, уступая хаосу... Нет, не хаос это... Сдается мне, Юпитер убрал декорацию и, изменив ее, представил в исправленном виде...
Ле Корбюзье пожал плечами:
- Не верю в богов. Но я знаю больше, чем вы, - две тысячи лет дали мне это знание. Мы научились отличать то, что видим, от того, что узнаем. Научились отбрасывать внешнюю оболочку вещей с тем, чтобы проникнуть в их сущность. Оглянитесь вокруг. Мы в Париже, городе моей души, моих надежд и блужданий. Я верил в Париж, я на него полагался. Я заклинал его вновь сделать то, что он неоднократно делал на протяжении веков: пойти вперед! Но академизм ответил: нет! И вот он - все тот же, громадный и величественный, сверкающий, обветшалый, переживающий жестокий кризис, Париж...
- Странный, не ведомый мне город... - прошептал Витрувий. - Какое поразительное сходбище людей вокруг нас... Как пестр и безудержен поток самодвижущихся колесниц, готовых сцепиться осями! А это нелепое нагромождение храмов - кто воздвиг его? Я не думаю, чтобы сей человек мог объявить себя архитектором! Архитектура состоит из порядка, евритмии, расположения, соразмерности, благообразия и экономии.
