Поэтому я сначала не актуализировал вообще процесс. Я думал, что всё на тормозах будет спущено, что господин Каннер просто погорячился, что ему хватит ума выйти из этой щекотливой ситуации. Но он рьяно влез в тяжбу. Притащил на одно из заседаний и Аллу Гербер, и каких-то ветеранов-евреев, притащил кучу журналистов с израильских телеканалов и СМИ. Из чего я сделал вывод, что дело это совершенно не личное, и что это вообще не он подал на меня в суд, а израильское посольство его руками подало на меня в суд.
Хотел нас помирить Игорь Вячеславович Баринов, глава Федерального агентства по делам национальностей. Я его знаю достаточно давно. Он мне позвонил и спросил: "Максим Леонардович, что такое, что у вас случилось? В принципе, мне кажется, это нормальный публичный спор двух журналистов, общественных деятелей, политиков. Может быть, дело можно закончить миром?"
Я ответил, что считаю себя правым, но так как этот процесс, по моему убеждению, принесёт вред общественному согласию в нашем обществе, то я готов, как говорится, пойти на мировую, но, конечно, на достойных условиях. Потом он при мне позвонил Каннеру. Каннер согласился на примирительную встречу. В назначенный день, секунда в секунду, я был в кабинете у Баринова — Каннера нет. Баринов снова позвонил и Каннер ему сказал следующее: я бы и рад, но поймите, это не я решаю уже, уже и адвокаты, и многие другие вокруг меня говорят, что надо довести дело до конца. Примирение не состоялось.
Более того, господин Каннер стал давать интервью разные, в которых он обещал хорошенько проучить Максима Шевченко, воспитать его, он такой употребил термин по отношению ко мне. И это уже было оскорбительно. У меня был отец, царствие ему небесное, очень достойный человек, и матушка моя ещё жива, поэтому меня есть, кому воспитывать.
При этом, спустя некоторое время я встретил господина Каннера в одном московском ресторане, и он сам подошёл ко мне, пожал руку, представил мне своего сына, известного врача московского, который очень достойный человек, как, наверное, и сам Каннер в другой ипостаси, и сказал мне, что в суде нет ничего личного, мол, политика.
Таким образом, процесс принял для меня черты уже не просто конфликта с господином Каннером, а политического противостояния. И суд состоялся. Получилось как в сказке про смоляного бычка. Каннер и стоявшие за ним правые израильские силы посчитали себя страшными и большими, а меня таким одиноким беспомощным журналистом. Но, как известно, чем больше медведь бьёт по смоляному бычку, тем больше он в него вляпывается и увязает. А потом пришёл охотник в виде российского правосудия и признал, что господин Каннер не прав, а мои аргументы признал состоятельными. Таким образом, всё, что я написал в статье "Почему фашисты не любят Молотова", российский суд признал справедливым.
