- Протокольный документ пришлось составлять. Беглец, чёрт возьми! Сколько беспокойства людям причинил. Уши драть надо таким беглецам!
На станцию за Серёжкой пришёл сам дед. В комнате дежурного милиционера он расписался в какой-то бумажке, кивнул Серёжке и сказал:
- Домой пора, бабка ждёт.
Всю дорогу Серёжка молчал. Молчал и дед. Он думал о своей жизни, и она напоминала ему бушующее море. А для Серёжки он хотел жизни спокойной. По сегодня понял, что и его жизнь будет бушующим морем. Ну и пусть, лишь бы бушевала по делу. А пока вот надо переломить его характер, на правильную дорогу вывести.
Они возвращались полем, широкой просёлочной дорогой, мимо ещё неспелой ржи. Дед шёл впереди, а Серёжка пылил сзади. В одной руке у него были сандалии, в другой - чемоданчик. Он раздумывал, как бы снова улизнуть.
- Убежать хотел? - сказал дед. - А бегать-то надо с толком. Я вот тоже из дому бегал.
Дорога была пыльная, скучная, и Серёжка не прочь был поговорить.
- А это давно было? - спросил он.
- Давно. В гражданскую ещё. Я тогда малец был, немного постарше тебя. Отец на царской войне погиб, мать батрачила у деревенского богатея, рыжего Дениса Гордеева.
Мать - тебе она, значит, прабабка, - работа и горе крепко её измучили, а всё же красивая была. Косу как распустит, так до самых колен. Приглянулась она Гордееву, и решил он жениться на ней.
Каждое утро приходил, оглядывал нашу худую избёнку и спрашивал:
«Решилась? Всё равно твой не воротится».
А мать ему отвечала:
«Нет, не решилась».
Скоро мать заболела от тяжёлой работы и от голода. Гордеев прогнал её. Я тогда всё бегал к нему, просил хлеба.
«Мамка от голода пухнет, - говорил я. - Дай хлеба».
Но он каждый раз выгонял меня.
А когда мать умерла, поджёг я амбары у Гордеева и убежал из деревни…
Николай Фёдорович замолчал, будто потерял всякий интерес к рассказу.
Дорога зашла в небольшой перелесок. Там было прохладно и пахло свежей травой, сыростью и берёзовым соком.
- Хороши! - Дед гладил шершавую кору деревьев. - Сам сажал. Им теперь стоять сто, а может, и все двести лет.
Серёжка стал смотреть на деревья. Смотрел и старался представить, какие они будут через двести лет. Потом он спросил:
- Ну, а дальше что-нибудь было?
- Дальше многое было. Пришёл я к красным в небольшой городишко Петровск. Вижу - дом с красным флагом, решил - штаб, значит. Я прямо туда. А часовой дорогу перегородил мне, не пускает.
Но я стоял, потому что некуда мне было уходить.
«Ну, чего стоишь, ровно столб какой! - закричал он. - Разум имеешь, а того не понимаешь, что в штаб не положено пускать посторонних».
