Две фантастические повести | страница 9

В ванну опустил Мефистофель Фауста, когда находился тот в легкой полудремоте. Тепловатая, густая, серебряная жидкость окутала тело Фауста, отчего дремота сильнее овладела им, и уснул он в ванне спокойно, легко отдавшись Мефистофелю, который хлопотал вокруг, с ланцетом и окровавленными органами какого-то животного в руках…

Звучание нежное и тонкое, пение птичьему в воздухе подобное, музыка легкая и прозрачная слышались Фаусту, когда открыл он глаза, не избыв еще полностью сна, не припомнив еще происшедшего и не ощутив себя вполне. Незнакомый потолок — мраморный, темный — висел над глазами, и чужая, преисполненная покоем кровать стояла под ним. Немного минут — и сон — остатки сна — сникли, истаяли. Поднялся Фауст и в себя пришел удивленный и смущенный чрезвычайно. Был он в комнате, стены коей, черным обтянуты, стояли. Черные стены сразу Мефистофеля, профессора из Праги, и вечер знаменательный в погребке Пфайфера напомнили. Фауст на руки оперся, приподняться желая — с кровати сойти. Чувствовал себя странно он. Смутный туман овевал голову его, и непонятная музыка пела и звенела в ушах. Приподнявшись же, удивился легкости, с которой сделал это, ибо трудно было быстро вставать ему в последние годы. Так после болезни трудной и длительной — бодрость необычайная причудливо сочетается с слабостью, временной, правда, быстро истаивающей по мере выздоровления.

Последнее, что мог припомнить Фауст, — ванну в комнате мраморной и раздевавшего его Мефистофеля. Далее все туманно становилось, теряло очертания и сливалось в общую массу — непрозрачную, свинцово-тяжелую, упругую… Он встал смущенный, силясь тщетно припомнить, что же такое было, после ванны. Глазами дверь искал, в тяжелых, бесшумных стенах. Отыскав, рукой толкнул, вышел. Очутился в комнате большой, кожаными диванам и узкими уставленной и зеркалом в углу глазящей. К зеркалу подошел Фауст быстро и подошедши — вздрогнул, вскрикнул, напуганный, оглянулся поспешно и оглянувшись — к зеркалу снова. Он ущипнул себя — может быть, только сон это — и глаза протирать стал — может быть, показалось это. В зеркале же не увидал доктор Фауст — доктора Фауста, обросшего бородой, с веерами морщин на висках, с кожей высохшей и пожелтевшей, но увидал давнего Фауста — студента, юношу двадцатипятилетнего, с легким пушком на верхней губе, с глазами, кипящими жизнью и силой!

— О, возвращенная молодость! Из прошлого, из давнего «вчера» добытое мгновение, остановившееся мгновение! — Фауст подбегает к окну и видит Швиттау, объятый временем и текущий в нем. Через дорогу — дом Фауста и в окне — знакомое лицо старой экономки. Время неизменно вокруг, ничто не изменилось, и только Фауст вынут из времени, преображен, вопреки всем расписаниям истории этого удивительного мира!