Серафим увидел, как на восток, убегая от огнедышащей тьмы, из сел и городов потекли людские ручейки, состоящие из женщин, стариков и детей, вперемежку с машинами, конными повозками… Он увидел как ручейки стали рваться и дробиться вспышками огня и взрывов, взметавших в побуревший воздух комья земли, изломанный скарб, обломки телег и человеческие тела… Он увидел, как над мечущимися по полям людьми закружили самолеты с черными крестами на крыльях и фюзеляже, как от них в сторону земли полетели пунктирные струйки огня, пронзающие насквозь мягкие, еще живые тела… Серафим вдруг услышал пронзительный рев самолетов, грохот снарядных разрывов, стрекот пулеметов, крики женщин, детский плач, стоны раненых и его пронзила такая острая боль, словно длинный холодный нож вонзился ему в сердце. В глазах у него потемнело, душа его застонала, заплакало сердце, а ум взмолился в горячем порыве:
– Не их, Господи, но меня! Порази меня, но пощади невинных!..
Сколько продолжалась его молитва, он не помнил, но когда сердечная боль приутихла, а взор прояснился, он увидел как с востока, из-за Урала, из далекой Сибири, на запад текут другие ручейки: длинные воинские эшелоны с танками, артиллерией, вагонами, полными солдат; по заснеженным дорогам медленно ползли машины и упряжки лошадей, тащившие за собой пушки и гаубицы; тяжелым военным маршем шли колонны пехоты в касках с винтовками за плечами…
Они шли и шли на запад, становясь на пути вязкой смертельной тьмы, уже покрывшей полстраны и подступившей к самой Москве и падали в снег Серафим рассмотрел башни и стены Кремля, купола храмов, солдат, идущих парадным строем по Красной площади… Потом он увидел их в окопах, вдоль шоссе, в лесах и полях. Они мерзли, курили в кулак в перерывах между вражескими атаками, стреляли по наступающим врагам, Защитников бомбили самолеты, на них ползли тяжелые танки с черными крестами на бортах. Бойцы с криками «За Родину, за Сталина!» останавливали танки ценой своих жизней, бросаясь под лязгающие гусеницы с гранатами на поясе.
Серафим увидел окровавленных раненных бойцов, которых ползком по снегу тащили хрупкие девушки-санинструкторы, прикрывая собой от пуль и осколков… Перед его взором промелькнули переполненные фронтовые медсанбаты, тыловые госпитали, эшелоны увозящие раненых в эвакуацию… И сердце его опять стало разрываться от жалости к этим неизвестным, но дорогим ему людям – сотням, тысячам страдающих от ран и тяжелых увечий, лишенных рук и ног, потерявших зрение, контуженных, превратившихся вдруг из сильных мужчин в слабых и беспомощных, а от того растерянных и одиноких, калек. И Серафим снова стал молить милостивого Бога сжалиться над ними и облегчить их страдания. Обливаясь слезами, он просил Христа и Его Пречистую матерь помиловать Русь и ее многострадальный народ…
