В общем, поспать, как я понял, не получится. Тем более скоро обход, как проинформировал меня тот же сосед. И действительно – прошло совсем немного времени, как в палату вошли врачи. Но назвать это обходом можно только с огромной натяжкой. Обход от слова «обходить». Это же был скорее облёт, от слова «лететь». На следующий день я даже взял в руки телефон и установил таймер. Одна минута и сорок две секунды. И это на шесть больных в палате. Но и это ещё не лучшее время. Иной раз они успевали и за минуту тридцать секунд. Нетрудно поделить на шесть. В среднем 14-16 секунд на больного. И это они называют обходом?
Сегодня дежурный врач делал обход с заведующим отделением.
– Как самочувствие, как настроение? – спросил завотделением, подходя к кровати больного. Больной начал что-то мямлить про тошноту, головокружение, а секундомер в моей руке неумолимо отсчитывал 15 отпущенных секунд на ответ. Завотделением добродушно улыбнулся и перешёл к другой кровати, словно говоря: «Если Вас спросили, то это ещё не означает, что нужно отвечать».
– Самочувствие нормальное, – произнёс за больного врач, обращаясь к завотделением. Во вторник готовим к выписке.
Подошла моя очередь.
– Позавчера прооперировали. Острый аппендицит, шов в норме, самочувствие нормальное, – рапортовал врач, в упор глядя на меня, лежащего в домашнем халате под одеялом.
Через несколько секунд делегация покинула палату, оставив меня в полном замешательстве. Как? Как врач разглядел мой шов, спрятанный под одеялом, халатом и несколькими слоями марлевой повязки, приклеенный лейкопластырем, который с момента операции ещё никто ни разу не снимал? Точно: не иначе и он человек-рентген. Ну, как та терапевт, поставившая мне на расстоянии диагноз паховой грыжи.
Лежа в кровати, я предался воспоминаниям о своей юности. И о тех больницах, в которых не было дорогущего и новейшего оборудования, но были отзывчивые и добрые врачи и сестры. На обходе врач почти всегда садился на кровать к больному. Щупал пульс, просил высунуть язык, внимательно выслушивал. Куда всё это делось? А память уносила меня всё дальше и дальше, в те годы, когда мы жили большой и дружной интернациональной семьёй. Жили, как говорится, скромно, но весело. Что изменилось? Вот и сейчас же: заведующий отделением – армянин, хирург – татарин, санитарка – узбечка, пол моет молдаванка, в столовой на раздаче калмычка. Клумбы вокруг корпусов высаживают таджики. Почти весь Советский Союз в сборе. А вот элементарных доброты и отзывчивости я не видел. Наверное, встречаются и сейчас отзывчивость, внимание, доброта. Но за отдельную плату.