Я лежу у окна и нахожу в этом даже плюсы. В операционной жутко холодно, и я успел слегка замёрзнуть. А здесь ласковые лучи солнца согревают через оконное стекло, действуют успокаивающе.
Через какое-то время сёстры возвращаются, двери операционной открываются, снова звучит команда «раз, два, взяли» – и я на операционном столе. С меня снимают простынь, и я лежу голый. Ну, то есть почти голый. Из одежды на мне только матерчатые бахилы на ногах и чепчик на голове. Надо мной большой, с вмонтированными лампами диск, в котором я вижу своё отображение. «Жаль, что селфи нельзя сделать», – улыбаюсь я. Но через мгновение улыбка исчезает с моих губ. Ко мне подходит операционная сестра, молча берет правую руку, отводит в сторону, фиксирует её ремнём. Обходит стол, и проделывает то же самое с левой рукой.
– Не понял, – протягиваю я, а нехорошее предчувствие уже подкрадывается к моему сознанию. – Зачем это? – спрашиваю я в тот момент, когда сестра фиксирует ремнём ноги.
– Всё нормально, успокойтесь, это так, на всякий случай, – совершенно буднично произносит сестра.
Поднимаю глаза вверх и снова вижу своё отражение. Я голый и распятый. Эта картина напоминает мне библейскую. Устыдившись этих мыслей, сознание на выбор прокручивает ряд других кадров, более земных. Вот картинки инквизиций, всевозможных пыток распятием. Понимаю, что скоро будет больно.
– Простите, – повернув голову, задаю риторический вопрос сестре, – Вы хотите сказать, что операция под местным наркозом?
– Всё нормально, это совсем не больно, – улыбается сестра и закрепляет на специальном штативе что-то вроде занавески между моими головой и телом. Всё. Занавес опущен. Не видно ничего. А жаль. Я не думаю, что во время операции начал бы давать хирургу советы, что следует удалять, а что можно бы и оставить, но вот посмотреть не отказался бы. Лежу, верчу головой. Состояние – словно тело живёт само по себе, а голова – отдельно.
– Где хирург?
– Я звонила, трубку не берёт, наверное уже идёт, – слышу женский голос. – Сколько лидокаина набирать?
Тем временем в операционную входит ещё один человек. Подходит к моей голове и здоровается. Голова отвечает тем же. Даже за маской вижу глаза молодой, симпатичной девушки. Чей-то голос – за ширмой я не вижу человека – говорит ей:
– Начинайте обработку.
Чувствую, как по телу, в области паха, скользит ватный тампон смачно и от души пропитанный йодом. Его запах разносится по операционной.
– Вы неправильно делаете. Последовательность обработки другая, – слышу я уже знакомый голос, обращенный к молодой и симпатичной.