– Я догадался, что вы позвонили мне не для того чтобы расспрашивать меня о моей подагре, – ответил Юсуф, в этот раз серьезно. – Что за вопрос?
– Вопрос… в том, что я не уверена в одной вещи. Я не уверена, что ваша Одри покончила с собой.
Юсуф молчал долго, так, что я даже испугалась, что просто пропала связь. Затем он заговорил, но голос его изменился: он волновался, в этом я могла поклясться. Юсуф откашлялся, а когда начал говорить, в его речи тоже появился отчетливый акцент. Нервы.
– С чего вы это взяли, Дариа? Как вам пришло это в голову? Я имею в виду… вы – из всех людей, знакомых с ней, – должны быть довольны ходом вещей.
– Вы ничего не знаете, – почти прошептала я, голос внезапно изменил мне, я еле говорила, словно кто-то надавил мне тяжелым сапогом на грудь. – Я недовольна ходом вещей, совершенно недовольна.
– Я читал статью о вашей помолвке, – ответил Юсуф. – Видел материалы, вы уж извините.
– Их видела вся Франция, это неважно.
– Их передала журналу моя клиентка, – заявил Юсуф. В его голосе прозвучала боль и что-то еще, какая-то особенная жесткость, присущая только восточным мужчинам. – Она стреляла в вас. Пыталась вас сжечь.
– Вы хотите сказать, что этого вполне достаточно, чтобы покончить с собой, особенно после того, как все эти действия не возымели успеха? – Мне тоже было не занимать жесткости, даже жестокости.
– Она всегда делала что хотела. Ее избаловали еще в детстве. Отец Одри хотел, чтобы она выросла настоящей француженкой, свободолюбивой и легкой, как шелковое платье. Она такой и была, а еще – ветреной, взбалмошной, сумасшедшей. Никто не мог поверить в то, что ее «номера» – результат болезни.
– Вы, Юсуф, мне убедительно доказали, что Одри могла покончить с собой, и я понимаю, что это правда. Но я задала вам не этот вопрос. Что, если она все-таки не делала этого?
– Я не понимаю. Не понимаю. Вы хотите денег? Хотите причинить еще больше боли ее семье? Вы вернулись в Париж, чтобы мстить ее семье? – Теперь Юсуф злился, и чем злее и холоднее становились его слова, тем яснее я осознавала, что не попала в цель. Мой выстрел пролетел мимо мишени, и теперь я никогда не узнаю истины. Я подскочила с сиденья и перебила Юсуфа, пока не стало слишком поздно, пока он не бросил трубку.
– Я ничего не знаю про Одри. Может, она и покончила с собой. Возможно, и тогда мне даже стало бы легче. Но мою мать пытались убить. Я не знаю, кто именно. Зато знаю как.
– Знаете что? – почти кричал Юсуф. – Ничего вы не знаете! Я не понимаю, почему я все еще говорю с вами.
