Глава девятая
Аукцион в Бьорне
Мы, молодые, с удивлением слушаем рассказы о тех далеких временах.
– Неужели у вас каждый день давали балы? Каждый день, пока вы были молоды и сияли красотой? Неужели жизнь в те времена была одним сплошным приключением?
– Неужели все юные девушки были так прекрасны и так ласковы, что чуть не после каждого приема одну из них похищал Йоста Берлинг?
И качают головами умудренные опытом старики, и начинаются рассказы про жужжание ткацких и прядильных станков, про хлопоты на кухне, про грохот цепов в дни обмолота, про доносящиеся из леса глухие удары топоров. Но надолго этих нравоучительных повествований не хватает; куда интереснее, как тормозят в морозной пыли санки у крыльца, как валится в них гурьбой нарядная молодежь, как мчатся они по заснеженным лесам! А танцы ночи напролет, а пунши и крюшоны, а порванные струны на скрипках!
А бешеная охота, стоившая подчас жизни и самим охотникам! А шум и выкрики искателей приключений вдоль берегов длинного, дважды перепоясанного озера Лёвен! Далеко разносились их крики, качались и падали деревья, сходили лавины, все злые духи, казалось, собирались сюда на праздник. А голодные звери подбирались к одиноким хуторам. И прощай, тихий домашний уют – словно восьминогий конь Удена Слейпнер промчался по краю, унося мертвых героев в Вальхаллу, промчался и затоптал весь семейный уют, все тихое счастье. Сердца мужчин вспыхивали героической жаждой подвигов, а бледные от ужаса женщины покидали свои дома.
При этих рассказах у нас, молодых, сердце замирает от страха и преклонения.
Вот это были люди, думаем мы. Нам таких никогда не увидеть.
– А они, люди той далекой поры, никогда не думали, что творят? – спрашиваем мы стариков.
– Конечно, думали. Как же, конечно, думали.
– Но не так, как мы. Мы думаем по-другому.
И старики пожимают плечами – наверное, не понимают, что мы имеем в виду и как можно думать по-другому.
Откуда им знать, что наше поколение уже безнадежно заражено двуликим микробом – самонаблюдением и самоанализом, что он, этот микроб, уже занял место в наших душах. И когда мы говорим, что думаем по-другому, имеем в виду именно это: самонаблюдение и самоанализ, двухголового демона с ледяными глазами и длинными, узловатыми, но цепкими пальцами, наше второе «я», засевшее в темных уголках сознания и разрывающее его на части, как старушки разрывают старые тряпки, собираясь шить лоскутное одеяло.
