Тля. Антисионистский роман | страница 46



- Как же Яша-то теперь будет? Не примут у него скульптуру? - с участием спросила Валентина Ивановна.

- Ну, это еще не известно. Мне не понравилась, а другим, может, понравится. Наше дело такое...

- Не говори, трудное ваше дело. - Валентина Ивановна сочувственно вздохнула. - Что ни человек, то свой вкус. На всех не угодишь. - Немного подумала и не согласилась с собой. - Хотя хорошая вещь, она для всех хороша. Вот в Третьяковской галерее - смотришь не насмотришься. И ничего, что старинное. Я вот думаю: почему это раньше умели так хорошо рисовать? Почему теперь так не рисуют?

- Да ведь и раньше разные художники были, и теперь не все одинаково пишут. И зрители разные. Ты верно говоришь: что ни человек, то вкус. И Шишкин с Левитаном не всем нравятся.

- Не пойму, кому это Шишкин может не понравиться.

- Есть такие, - подтвердил Владимир. - Перед всем иностранным они готовы на коленях ползать. «Каштаны -это изумительно! Это не то, что традиционные чахлые березки», - передразнил он кого-то.

Валентина Ивановна подумала и сказала, уходя в свою комнату:

- Вот и Борис все о каштанах говорит.

«Почему-то недолюбливает она Бориса», - подумал

Владимир, и мысли его снова вернулись к Люсе.

Закончив утюжить, Владимир достал несколько листов белой гладкой бумаги, сел за письменный стол и крупными буквами написал: «Людмила Васильевна». Но, подумав, зачеркнул и ниже написал торопливо: «Дорогая Люсенька!» И тотчас же зачеркнул и на новом листе начал писать снова:

«Добрый вечер, Люсенька!

Простите мне это письмо: оно будет последним. Сегодня я понял, что нам нужно расстаться. Навсегда... Это нужно было сделать давно. Моя вина. Я не хотел понять, не хотел поверить, что я чужой для Вас, или, как говорят, не герой Вашего романа... Не знаю, будет ли еще кто любить Вас так, как я... Наверно, будет. Вы славная, Вы достойны большой любви и счастья. Так будьте счастливы, Люсенька. Спасибо вам за все доброе и светлое, что оставили в сердце моем.

Быть может, время и расстояние помогут мне. На днях я уезжаю на все лето из Москвы...

Люсенька! Хочется на прощание сказать Вам очень много, но чувствую, что Вы в этом теперь не нуждаетесь.

Помните: если Вам когда-нибудь придется трудно и нужна будет моя помощь, Вы всегда на нее можете рассчитывать.

Прощайте, Люсенька, и простите за эту сумбурную записку.

Вл. Машков».

Внимательно перечитав письмо, он остался им недоволен. Ему казалось, что главное не сказано. А что главное, он и сам еще толком не знал. «Пусть останется так». Запечатал конверт, вложил его в книгу, не спеша оделся и вышел из дому.