Призраки | страница 15
Весь следующий затем день был он в чрезвычайном волнении. Какая-то злобная радость исполняла трепетом все существо его; он ходил по комнате, беспрестанно останавливаясь и усмехаясь вызывающей, дерзкой улыбкой; порой смеялся он даже вслух и произносил:
— Тем лучше!.. Я это знал давно!..
Чем ближе подвигался день к вечеру, тем волнение его становилось все сильнее, и в сумерки он трепетал всем телом, будто в страшнейшем ознобе, и был почти в бреду…
Приближался урочный час…
Вдруг дверь в спальню отворилась, и в нее степенно вошел Никита с подносом, на котором погромыхивал чайный прибор. Поставив его на стол и принеся затем самовар, Никита не вышел из комнаты: стоя на одном месте и переминаясь с ноги на ногу, он тяжело вздыхал. Лугин обратил на него наконец свое внимание.
— Что же ты стоишь? — сказал он: — убирайся вон! Да прими самовар: я не буду пить чай…
Никита все стоял, вздыхая.
— Чего ж ты стоишь?
— Уедемте отсюда, батюшка-барин! — сказал наконец Никита решительно.
— Это что еще?
— А то, что здесь…
Никита оглянулся, содрогаясь…
— Нечисто здесь, — решился он, наконец, сказать.
— Что нечисто? Пол не чист? Стены? Так ты убирай хорошенько комнаты, вот и будет чисто.
— Он тут живет, батюшка-барин, — таинственно сказал Никита.
Лугин вздрогнул. Он подошел к Никите вплоть, взял его за плечи и с жадностью спросил его:
— Ты разве что-нибудь заметил?
— Как же не заметить-то, батюшка-барин. Кто же это туфлями-то хлопает, да кашляет, да вздыхает, как не он?
— Ты это слышал? Слышал?
— Да как же не слыхать-то, батюшка-барин? Такого страху натерпелся, что сохрани Господи всякого!
— Так это я не в бреду был?
— Какое там в бреду!.. Уедемте, батюшка-барин! Пожалейте вы хоть себя-то! Посмотрите: на кого вы похожи стали? Ведь вы совсем больные-с! Уедемте-с! Пропади он пропадом этот патрет-с!
— Какой портрет? — встрепенулся Лугин.
— Ох, Господи! Да неужли ж это вы, батюшка-барин, и впрямь ничего не заметили? Вот этот самый патрет-с, — ответил Никита, нехотя кивнув на него головой и дико на него косясь.
— Что же ты в нем заметил?
— А что он пустой бывает-с!
— Как пустой?
— Так, — пустой-с! Как двенадцать часов пробьет, так он пустой-с.
— Ты лжешь, болван!
— Помилуйте, батюшка-барин: как же мне лгать-с?
— Дурак! Ведь, этот старик не живой! Ведь, он нарисован только!
— А кто ж его знает-с!
— Как кто ж его знает! Я знаю, ты знаешь! Пощупай: он нарисован на полотне и только. Как же он может уйти с полотна?!
— Не могу знать-с! Только что уходит-с. И белая эта уходит-с.