– Красавыца, давай бэсплатно отвэзу! За один пацэлуй!
– Я с незнакомыми мужчинами не целуюсь, – осторожно ответила Вика, отодвигаясь от Абдуллы настолько, насколько позволял салон такси.
– Мэня Абдулла зовут, я из Дербента. Там у нас всё есть, дом есть, сад есть, овцы есть, много авэц. Мы богатый сэмья! Хочиш – пажэнимся? Будэшь жить как принцэсса! Интэрнэт тебе провэду!
– Нет. Я уже помолвлена, – соврала Вика, думая о том, что же богатый дагестанский падишах делает в Москве за рулём такси.
– Видный овцевод Абдулла надулся и цыкнул языком от отчаяния. С минуту он терпел, но, стоило вырулить на Тверскую, тестостерон опять одержал победу над мозгом, и он выпалил:
– Адын пацэлуй, красавыца! У тэбя щёки как пэрсик, губы черэшня, цэловать хачу!
– Отстань, сумасшедший! Тормози машину! – Вика отшвырнула ремень безопасности и сделала вид, что вот-вот откроет дверцу и, совершив трюк Джеймса Бонда, выпрыгнет из машины на полном ходу.
Гордый вид джигита после такого поворота событий несколько померк, да и пыл поугас – он замедлился и остановил такси, до ресторана отсюда оставалось пешком метров сто.
– Дажэ дэнег с тэбя брать нэ хочу, шлюха. Пошла вон с моей машина, – сказал раздосадованный Абдулла и, стоило Вике выйти, ударил по газам, удаляясь с места оскорбления мужского достоинства со скоростью гордой птицы беркут, пикирующей со склонов дагестанской горы Базардюзю в поисках следующей добычи.
Вика хладнокровно отряхнулась и несколько раз повторила про себя: «У меня кожа бегемота, я не реагирую на раздражители. Я большая горячая звезда, я излучаю тепло и силу…» Когда Вика почувствовала, что снова может улыбнуться, то подняла голову вверх и пошла к ресторану походкой от бедра, думая, что повторяет этим манекенщиц в Милане, но на самом деле повторяя тысячи девушек, которые ходили, бывало, вот так же по Тверской по ночам в девяностые. Вывеска «Карло Гоцци» призывно горела малиновым цветом над уютным подъездом. Вика остановилась перед ним и загадала желание: «Хочу найти здесь богатого, нестарого и не страшного, поглупее». Хотя это желание являло собой яркий пример взаимоисключающих параграфов, вера творит всякие чудеса.
Швейцар с галунами и позументами, сдерживая зевок, кивнул Вике на входе – это был не земной крепостной поклон боярыне Морозовой, как она ожидала, а скорее студенческое «Привет, Викусик, как делишки?»
Внутри зато оказалось настолько богато и помпезно, что красивый рот Вики непроизвольно превратился на несколько мгновений в неприлично разинутую варежку. Обстановка, короче говоря, была дворцовая – все сверкало позолотой, вдоль декорированных стен стояли обитые гобеленами кресла с выгнутыми ножками, как было модно при Людовике Пятнадцатом, а с потолка свешивались люстры размером с самого Людовика Пятнадцатого каждая. В центре зала, освещенного как для бала, размещались столики из красного дерева и, вместо стульев, канапе с бархатными спинками, приземистые, словно таксы. Даже пол, выложенный затейливой мозаикой, выглядел точно так, словно его вчера вывезли из Версаля – человеку без титула герцога или хотя бы барона было просто страшно по нему ступать. Взяв себя в руки, Вика огляделась: все же она пришла не за мебелью эпохи развращенного абсолютизма, а за мужчинами эпохи развращенного абсолютизма. «Где ты, мой Людовик? Твоя маркиза де Помпадур пришла», – сказала она мысленно. Кандидатов на роль развратного Людовика было, увы, немного. В зале были заняты всего два столика – за первым восседала семейная чета лет сорока пяти, причем супруга оказалась женщиной грузной, с мрачным, опухшим лицом – таких любят изображать на карикатурах охаживающих скалками и сковородами гулящих мужей. За вторым столиком сидел маленький круглолицый человечек – со своими коротенькими ручками, брюшком и коричневым костюмом он ужасно напоминал майского жука. Сходство дополняло то, что у человечка почти отсутствовала шея – верхняя часть тела, таким образом, представляла собой как бы головогрудь. Майский жук, впрочем, оказался плотоядным, поскольку был занят поглощением другого членистоногого – в этот момент он терзал клешню омара. Лет человечку было под шестьдесят: принимая во внимание его возраст и комплекцию, Вика поняла, что едва ли сможет заинтересовать мужчину собой, разве что пустит свою руку на холодец.
