— Разрешите раздеться, — продолжал он, впрочем уже сняв свое синего сукна с дешевым, но большим серым каракулевым воротником зимнее пальто.
Ничего не понимавшая Нина равнодушно смотрела на незнакомого курносого мужчину, на Любовь Ивановну.
— Вот сейчас мы у вас произведем обыск. Только нужен еще один понятой.
Курносый говорил бодро, почти радостно, как будто: «Вот сейчас мы хорошо пообедаем. Только недостает горчички».
Любовь Ивановна привела еще одну пожилую соседку. Та с глубоким вздохом присела в уголок.
— Приступим, — важно сказал незваный гость. И сразу же старательно засопел. Долго рылся в книгах, для чего-то перебирал их по листику. Открывая ящик старенького письменного стола, который прочно заклинило, поранил себе руку. В темной, давно заброшенной кладовке зацепил за гвоздь и порвал полу пиджака. Заглянул под кровать, обрадовался, обнаружив там новые туфли.
— Давно приобретали?
— Что? — не сразу поняв, переспросила Нина.
— Я спрашиваю — приобретали давно?
— С месяц назад.
— А в какую цену?
Нина назвала цену.
Кончив обыск, сел писать протокол. Писал долго, по нескольку раз переспрашивая имена и фамилии понятых, их адреса, место работы, Нинин адрес, место работы.
Нина готовилась выслушать длинную бумагу, но протокол получился неожиданно короткий — всего полстранички.
Курносый мужчина, видимо, сам был обескуражен этим.
— Распишитесь поаккуратней, — хмуро приказал он.
Потом достал из портфеля еще одну бумагу, вписал в нее какие-то слова и внушительно объявил:
— Это повестка гражданке Казанцевой Нине Сергеевне явиться сего дня в 13 часов. Адрес указан. Спросите следователя Дырина. Это я.
Не успел следователь Дырин уйти, как в комнату вновь постучали. «Кто еще?» — с испугом подумала Нина. В дверях показалась массивная фигура Михаила Борисовича.
— Ты дома? Удачно, — как всегда неторопливо заговорил главврач. — Я, собственно, ехал мимо. Знаю, что продавцы в разное время отдыхают, дай, думаю, загляну. А что у тебя такой кавардак?
— У меня… Я убирать собираюсь, Михаил Борисович, — запинаясь, выговорила Нина.
— Ну что ж, смущаться нечего. Как живешь-то, тебе ничего не надо?
— Да нет, спасибо, Михаил Борисович.
— Квелая ты какая-то. Бледная. Головных болей не бывает? Аппетит есть? — строго спрашивал врач…
Когда дверь за Михаилом Борисовичем закрылась, Нина чуть не бросилась вслед за ним. «Что я делаю? Вот кому надо все рассказать. Обязательно. Нет, стыдно, стыдно, как стыдно!» Нина сидит на постели, опустив бессильные, как плети, руки, путаются мысли. Если бы был жив папа. Папа, папа! Как рано он их оставил!
