Иван Ларионович решил сам позвонить директору. «Я сейчас его пугну». Однако директор оказался нахалом. Прежде всего он попросил: «Позвоните мне, пожалуйста, через час, я очень занят». Попросил, правда, вежливо, да Иван Ларионович не из тех, которые спускают такие вещи. Он не допустит, чтобы так разговаривали с прокуратурой. Он сразу обрезал этого зазнайку: «А я что, по-вашему, свободен?» Тогда директор выслушал его, но и тут не стал оправдываться. Наоборот, начал поучать — дело, дескать, сложное, речь идет о человеке, позвольте вначале нам самим разобраться… Но Иван Ларионович вторично обрезал его — закон есть закон, и никому не положено нарушать, даже директору торга. Недостача налицо. Акт составлен одиннадцать дней назад. А по закону такие дела передаются следственным органам не более, как через десять дней. И пришлось директору все, как положено, доставить в прокуратуру.
Когда дело попало Ивану Ларионовичу, он еще замечание сделал: среди прочих бумаг нет договора с этой Казанцевой о материальной ответственности. Прислали и договор.
Вечером снова пришли Галя и Верочка.
— Повидалась, наконец, с Зубом, — с ходу сообщила Галка, — чертов бюрократ, болеть задумал. Лежит и лежит в больнице. Но я и туда пробралась. Говорит, выйду, обязательно вмешаюсь. А у тебя как?
Нина рассказала.
— Плохо, черт возьми. Очень плохо! — Галка даже стукнула кулаком по столу. — Ума не приложу — откуда эта чертова недостача!
Нина молчала. Ей хотелось, чтобы девушки ушли. Сегодня-то Александр Семенович наверняка ждет ее в сквере.
Девушки поняли ее настроение. Нина пришла в заветный сквер еще засветло. Проходила там около часу. Горного не было. Может быть, зайти к нему? Нет, ни в коем случае! Она не будет ему навязываться. Особенно сейчас. Ни за что…
Когда Нина вернулась домой, Гриша уже спал. Она послонялась по комнате, легла в кровать. Взяла с полки книгу — не читается. Погасила свет — не спится. Взяла другую книгу. Но буквы только механически складывались в слова. Смысл их не доходил до сознания.
Уснула Нина, когда уже светало и одинаково темные и по-ночному бесформенные стол, этажерка, шифоньер стали обретать свои цвета и очертания.
Разбудил ее нервный тревожный стук в комнату. Не успела она накинуть халат, как насмерть испуганная Любовь Ивановна ввела какого-то маленького курносого человека с новым кожаным портфелем.
— Мое удостоверение. — Курносый, не выпуская из рук, показал Нине какую-то книжечку.
