— Когда в следующий раз понадобится помощь в выборе одежды, звони мне, о'кей?
Выдохнув, он усмехается:
— Хорошо. — И после крохотного глотка шампанского добавляет: — Я рад, что нашел тут хоть кого-то знакомого. — Он тепло мне улыбается, и я не могу избавиться от ощущения некоторой жалости к этому парню. В смысле, как, должно быть, грустно, что я — тот человек, которого он рад видеть?
Он обводит взглядом толпы гостей, заполонивших почти каждый уголок нашего заднего двора.
— Ты знакома со всеми этими людьми?
— Нет. Даже не с половиной.
— Знакомые твоего отца?
— Едва ли.
Он на мгновение задумывается, осматривая окружающую его обстановку с благоговейным страхом.
— Каково это — расти вот с этим?
— С чем «этим»?
Он показывает на сад.
— Со всем этим! С машинами, домами и… — он приподнимает напиток, — шампанским, которое стоит дороже, чем я зарабатываю.
Я подавляю хихиканье, внезапно осознавая, почему содержимое его бокала относительно нетронуто. Он боится пить его.
— Ну, — подталкивает он меня, — каково это?
Я пожимаю плечами.
— Не знаю. То есть, я не знаю ничего другого. Это как если бы я спросила, каково тебе живется в твоей семье.
— Паршиво, — отвечает он так быстро, что на это я только моргаю.
— О, — и больше мне нечего сказать.
— У нас никогда не было денег. Мы всегда переезжали с места на место. Нас продолжали выселять из наших квартир, потому что папа продолжал терять работу. Родители постоянно спорили из-за денег. Это было ужасно. И потом в один прекрасный день папа ушел искать новую работу и не вернулся.
— О, — снова бормочу я, вдруг почувствовав себя крайне неуютно. Я опрокидываю в себя остатки своего напитка и ставлю бокал на стол. — Сожалею.
Пожатием плеч Люк отгоняет мое сочувствие.
— Мне удалось сбежать практически без потерь.
Он продолжает восхищаться всем его окружающим. Словно он персонаж черно-белого кино, и это первый раз, когда он видит мир в цвете. Он медленно ходит кругами, вбирая все это, пока не упирается, наконец, в заднюю часть дома. И потом он стоит там, в изумлении качая головой.
— Даже представить себе не могу, что значит быть внутри всего этого.
Я усмехаюсь.
— Ну, к счастью, тебе не придется мучиться, представляя.
Я хватаю его за локоть и тяну в сторону лестницы. Беру пустую тарелку из-под закусок у него из рук и оставляю ее на первой ступеньке, не дойдя несколько шагов до ближайшей мусорки. Но мой взгляд медленно подползает к брошенной тарелке, и внутри образуется непонятное чувство. Я отпускаю руку Люка, возвращаюсь обратно, подбираю тарелку и отправляю ее в мусорную корзину.
