— Господи, да выключи ты это уже! — стону я, накрывая лицо волосами.
Через несколько секунд тишина наполняет лимузин, и я закрываю глаза.
Хренов Менди. Это всё его вина. Если бы он вернулся в Европу, как и обещал, ничего из этого не произошло бы. Мы, возможно, так и придерживались бы плана передохнуть друг от друга подальше, через несколько недель воссоединились бы в Европе, и все было бы прекрасно. Но не-е-ет. Ему приспичило появиться в клубе и начать танцевать с какой-то бродяжной шлюшкой прямо передо мной. Теперь всё определённо кончено. После всего, что мы наговорили сегодня вечером, не осталось ни единого шанса, что мы снова будем встречаться.
Боги, как же болит голова.
Сквозь опущенные веки могу разобрать вспышки света, открываю глаза и вижу, что телек всё ещё включен, но громкость убавлена. CNN вернулись на перекресток, потому что эвакуатор вытягивает мою машину из развалин. Дерьмово выглядит. Весь перед сплющен, несколько осколков остались на том месте, где было лобовое стекло.
Ну, блин. А мне действительно нравилась эта машина.
Я только её получила. Её собрали на заказ в Германии. Теперь придётся ждать, пока они сделают новую на замену. И кто знает, сколько времени это займёт.
Всё это уже начинает меня раздражать, не хочу больше смотреть.
— Я сказала. Выключить. Это, — повторяю ей. — Незачем мне это видеть. Чёрт, я жива, и ладно.
А женщина уже полностью поглощена очередным звонком. Этот, очевидно, ведётся на французском.
— Oui, oui, je comprends[1], — говорит она, нажимая на пульт телевизора, и экран темнеет. Её взгляд на миг падает на меня, а затем она бормочет в телефон: — Je te le dis, elle est un enfant gâtée[2].
Я чувствую, как моё лицо горячеет от гнева. Она серьезно назвала меня избалованной соплячкой?
— Извините, — требую я.
— Un moment[3], — говорит она собеседнику, глубоко вздыхает, убирает телефон ото рта и натянуто улыбается. — Да?
— Чем именно вы занимаетесь у моего отца?
Совершенно ясно, она раздражена, что я её перебила, но пытается это скрыть.
— Я его новый пресс-атташе.
— Ну, тогда… — начинаю я, прежде чем перейти на чистейший французский, — возможно, если бы вы завершили свое исследование, то узнали бы, что «избалованная соплячка» провела половину детства во Франции.
А потом я закрываю глаза на её ошеломленное выражение, опять занавешиваю лицо волосами и бормочу:
— Просто разбудите меня, когда мы доберемся, о'кей?
