Если бы в один прекрасный день Ноди Холдер не исполнил свою арию будильника, это могло означать только одно – Вовик умер. Если бы откинула лыжи его бабка, Холдер бы выходного не получил.
Я поставил между ног свою и Мишину сумки. Взяв у Вовика альбом, вытащил из бумажного пакета пластинку.
Диск был совершенно матовый с белыми следами иглы на дорожках.
– На. – Я сунул диск в пакет и вернул Вовику, но тот, отказываясь принять его, тараторил:
– Димон, поверь мне. Ну, есть есть песочек, но умеренный. Диск громкий, тяжелый, там такой бас, что я тебе отвечаю. А музон, ну, чисто смертоносный! Чисто улет! Чувак, давай двадцать пять рублей или что-то интересное на обмен. Что там у тебя есть?
– Ты его сам слушал?
– Димон, это же не моя музыка, ты же знаешь, что я слушаю. Но чувак мамой клялся, что он нормально звучит, а я сам чисто по журналам сужу. У тех, кто секет в блюзе, это один из самых бомбовых альбомов. Типа чего-то среднего между Хендриксом и Зеппелином.
– Да-а, конечно! – я все пытался вернуть ему диск, но Вовик хотел, чтобы он подольше побыл у меня в руках, словно рассчитывая на то, что я привыкну к нему и полюблю. Наконец я опустил руки и сказал: – Вовик, этот диск – тупиковый. Я его в таком состоянии никому потом не отдам. Забери его!
Он вздохнул и взял диск обратно. И в этот момент кто-то крикнул: «Менты!» И тут же кто-то другой очень высоким голосом завопил: «Шу-ухе-ер!» Стоявшие по краям толпы рванулись в стороны, на ходу вкладывая диски в сумки. С десяток человек табунком понеслись в сторону Маразлиевской, но, увидев замелькавший между деревьями синий ментовский автобус, рассыпались. Менты выбрасывали дружинников по два, по три вдоль паркового парапета, отрезая выход из парка.
От ударившей в голову крови изображение поплыло вбок и вниз. Кто-то уронил пачку дисков, и они, как брошенные на стол карты, разъехались по асфальту, тут же оказавшись под ногами бегущих. Молча, как бычье стадо, сходняк начал разворачиваться в поисках пути для отступления. На аллее, ведущей от памятника Шевченко, уже видны были двигавшие легкой трусцой дружинники, за которыми шли несколько ментов в серой форме. Стадо, набирая ходу, понеслось между деревьями, сквозь кусты в сторону стадиона. Это, видимо, был единственный выход, но, поскольку по нему двигались все, я оказался в хвосте. Я побежал в сторону главной конторы пароходства. Тяжелые сумки оттягивали руку, и я подхватил их под мышки. Рядом бежали еще человека три.
