Иван Тимофеев вздохнул, почесал, закусив губы, под бородою и спросил как бы невзначай:
— Триша, соколик… ты того… как его?.. Што за меха-то беличьи спросишь?
Коробейников с удивлением посмотрел на старика.
— Новое, как сказать, дело-то… непривычное… Батюшка и матушка и завовси не хотели пущать меня. В окияне-де змей такой водится, што все корабли проглатывает. У него семь голов. Семь кораблей может слопать. Прозывают его «гидра чудовищная». Батюшка и матушка Богу молились всю ночь, штоб с гидрою я не повстречался. Батюшка и матушка… А, промежду прочим, што там за человек стоит, чуден больно и ростом с колокольню?
— Будто не знаешь? — хитро улыбнулся Тимофеев, подумав: «Не говорит цену, лукавит».
— Истинный Христос, не ведаю!..
— Атаман наш… Голова. Куда поведет корабли, туда мы и поплывем. Все в его власти…
— Полно, други! Не куда он погонит, а куда царь приказал ему идти. Все в царевой воле, — вмешался в разговор купец Твердиков. — И все мы его приказ исполняем.
— Вона што, — разинул рот, сделав удивленное лицо, Коробейников.
Будто и на самом деле не знает, что всему делу царь — голова. Так отцом приучен был — всему удивляться и обо всем всех спрашивать, показывая вид незнающего.
— А мне один немец — торговый человек — сказывал, будто в окиянах водятся морские монахи… Тело в чепце, а на голове камилавка, — продолжал он, обратившись к Тимофееву.
— Стало быть, там у них, на морском дне, монастыри, што ли?
— Стало быть, так!.. Об этом немец мне ничего не сказывал.
— Чай, и там бабий монастырь в отдельности?
— Ты судишь, как у нас… Мол, царь Иван Васильевич отделил чернецов от черничек в монастырях, значит, и там так же… У морского царя, чай, свои порядки… Чудак!
— Плачут у нас инокини… Бог с ними. Скушно будто стало от разделения.
Иван Тимофеев с бедовой усмешкой посмотрел на парня.
— Ты не утешать ли их туда ходил?
— Не! — покраснел Коробейников. — По меховому делу.
— Ну, ну!.. Молодой квас во всякой твари играет! — добродушно похлопал парня по плечу Тимофеев. — А ты все же хитер, любого седовласого купца за пояс заткнешь.
— Бог с вами, Иван Иванович. Батюшка с матушкой…
— Буде. Наладил не к делу: «батюшка с матушкой»… Всуе родителев не поминай — грешно.
Тимофеев, убедившись, что от Коробейникова толку не добьешься, пошел к толпе торговых людей, сидевших на бревне близ кабака.
Коробейников облегченно вздохнул.
«Торг дружбы не любит», — вспомнил он слова своего отца…
— Не променяю я Студеное море на сию немецкую лужу. Простору мало… — размахивая рукой, горячился старец Федор Погорелов, ходивший на своем суденышке вдоль всего Кольского побережья. Он уже побывал и в Норвегии, и в Швеции, а в Холмогорах совершил несколько крупных сделок с англичанами. — Ни снежные бури, ни льды не мешают нам великую торговлю учинять по вся места. Коли не верите, спросите вон Кирилку Беспрозванного либо Ерофейку Окуня… Они наши корабли водили.
