Митрополит помолился на иконы.
— Дай, Господи, мне сил исполниться мужеством и разумом достойным, чтобы стать полезным моему монарху.
Иван Васильевич поднялся с кресла:
— Благослови меня на благополучное совершение новых дел.
Митрополит встал и широким быстрым движением руки благословил царя.
— Да будет благодать Господа Бога над твоею державою!
Непогода — ветры, мокрый снег; над приземистыми хибарками на берегу Москвы-реки мутно-серая мгла. Канун весны. Порывистые холодные вихри подсекают, словно топором, почерневшие от сырости сучья деревьев: у корневищ проталины; рухнули многие тыны, загромоздив улицы, и без того едва проходимые от грязи.
Малюта только что вернулся домой из церкви от вечернего бденья, заботливо прикрывая ладонями огонек свечи, который он сумел уберечь от ветра. Под мышкой у него завернутая в полотенце «своя» икона, перед которой постоянно молился он. Икона Пантелеймона-великомученика. Волосы Малюты тщательно расчесаны и густо смазаны маслом. На лице — богомольная кротость. Щедрою лептою наделил он в храме нищих, калек и юродивых.
Дома застал Бориса Годунова, который тихо беседовал о чем-то с Прасковьей Афанасьевной. При появлении Малюты оба встали, большим поклоном приветствовали его.
Малюта помолился на иконы, зажег от своей свечи лампады.
— Бог спасет! — тихо молвил он.
— Спаси Христос! — хором ответили ему жена и вышедшие из соседней горницы обе дочери с Годуновым.
— Вот пришел проведать тебя, Григорий Лукьянович, — смущенно произнес Годунов, переминаясь с ноги на ногу.
— Добро пожаловать. Такому гостю всегда рады.
Дождавшись, когда сядет хозяин, расположились на скамье вдоль стены и все остальные.
— Батюшка Григорий Лукьянович, государь мой, дело у него до тебя есть… — вкрадчивым голосом сказала Прасковья Афанасьевна. — Ну, што ж ты… батюшка Борис Федорыч… Говори! Суров наш Лукьяныч, да без норова. Выслушает тебя.
Годунов встал, вышел на середину горницы, еще раз низко поклонился Малюте и смело сказал:
— Не гневайся, Григорий Лукьянович, дозволь слово молвить бескорыстное, от чистого сердца идущее.
Малюта насторожился, сощурил глаза.
— Бескорыстное слово — куда как заманчиво. Ну-ка! Дерзай!
Борис спокойным, твердым голосом рассказал Малюте об издевательствах Василия Грязного над своей женой и о том, как она ушла от него, испугавшись его угроз. Рассказал, как Грязной посылал толпу бродяг-разбойников похитить из монастыря, что близ Устюжины-Железнопольской, вдову покойного Колычева Никиты инокиню Олимпиаду. Если бы не Ермак, то пришлось бы Москве пережить великий позор от такого бесчинства ближнего к царю человека. Никита, его, Бориса, дядя, совершал объезды дорог и столкнулся с грязновским наемным вором Василием Кречетом и его шайкой. Грабили и убивали они черных, посошных людей. Деревни опустели, крестьяне все попрятались в лес. Никита приказал сотнику Истоме Крупнину застрелить Ваську Кречета как государева врага. Теперь Василий Грязной мстит ему, стрелецкому сотнику Истоме, отцу его, Василия, жены. Тяжкая несправедливость постигла несчастного, но едва ли найдешь среди государевых слуг человека, более преданного царю, нежели воин Истома. А особо важно то, что Васька Грязной разбойника облек властью государева слуги… Он ему дал государеву грамоту ради своих похотливых затей…
