Неожиданно на паре лошадей, в закрытой повозке примчался Малюта Скуратов. Выйдя из возка, он неодобрительно осмотрел толпу мужиков. Одет в черный, подбитый мехом охабень с золочеными круглыми пуговицами на груди. Меховая шапка с красным бархатным верхом надвинута на лоб; у пояса изогнутая турецкая сабля.
Поманил пальцем городовых приказчиков.
— Пошто народ без дела толчется? — строго спросил он.
— Боярин Фуников уже второй день гоняет их сюда.
— Чьи они?
— Новгородские каменщики, стенщики, ломцы холмогорские тоже.
— Чего ради держат их без дела?
— Не ведаем, батюшко Григорий Лукьяныч.
— Боярин Фуников бывал ли?
— Третьи сутки ожидаем… Так и не привелось нам видеть его светлость.
— Недосуг, почитай, боярину Никите… Немало ему заботушки!.. Как мыслишь? — с хмурой улыбкой, как бы про себя проговорил Малюта. — Ну? Што народ говорит? Слыхал ли?
Головня развел руками, в одной из них держа шапку.
— Как сказать… — замялся он. — Мало ль што брешут черные люди. Мужичья душа темнее омута… Болтают они тут всяко.
— Не спрашивают ли: чего для пригнали их и што делать будут?
— Спрашивали…
— Ну?
— То мы ответим, кой раз и сами не ведаем ничего?..
— Бревен маловато.
— Дьяк Ямского приказа Ямскую слободу не тревожит. Хмельной он вчерась был… Дрался дубьем.
— А копачи прибыли?
— Нетути. В Земском приказе отказали: «Недосуг, мол, обождите!» Целую неделю, почитай, толку не добьемся. Посохом гонят.
— Боярину Фуникову жаловался?
— Жалобился, Григорий Лукьяныч, ходил в хорому его, жалобился.
— Ну, што ж он?
— Едва собаками не затравил. Гнушается нами. Обидно, Григорий Лукьяныч! С тобою, с ближним слугою царским, говорю честно, без лукавства. Лют тот боярин, лют. Коли был бы такой, как ты, дело бы скорее пошло… Боимся мы его… Боимся!..
Малюта глядел на Головню со спокойною, даже, как показалось приказчику, ласковой улыбкой.
— Ну, видать, сиротинушка, такова твоя доля. Ничего! Бог на небе, царь на земле. Уладится!
И пошел в ту сторону, где толпились мужики.
Подойдя к ним, поздоровался. Косматые шапки были быстро сдернуты с таких же косматых голов. В тихой покорности ребята склонились перед Малютою.
— Надевай шапки! Не икона! — добродушно рассмеялся он. — Ну, как, братцы, житье-бытье? Сказывайте без боязни.
— Бог спасет! Живем, докедова Господня воля. По привычке.
— Добро! Вишь, дело-то у нас не идет. Застоялось. Государь послал проведать вас.
— Хозяев нет, добрый человек, в этим вся суть. Никаким способом смекнуть не могим, пошто согнали нас. Студобит, да и голодно… Хлебом обижены. Обделяют.
