Он внимательно посмотрел на Изабеллу.
– Изабелла, познакомься, – продолжала Катерина с искорками смеха в глазах, – это самый забавный шут во всей Флоренции. Джулиано Медичи.
– Ах, Катерина, ваши слова ранят меня! – Джулиано прижал руку к сердцу и отшатнулся, словно пронзенный стрелой. – Вы внушите вашей прелестной кузине превратное впечатление обо мне. Уверяю вас, синьорина Спинола – вы ведь не замужем? – что я самый преданный слуга вашей родственницы и играю роль шута только ради того, чтобы увидеть улыбку на ее прекрасном лице.
– По-моему, в этом вы преуспели, синьор Джулиано, – ответила Изабелла. – Посмотрите, она улыбается, хотя и старается скрыть это.
– Клянусь всеми святыми, вы правы! – воскликнул Джулиано. – Я определенно видел ямочки на ее щеках. Что ж, значит, я не совсем бесполезен.
В его смехе прозвучала нотка горечи, но Катерина взмахнула рукой, словно подтверждая его слова.
– Я никогда не говорила, что вы бесполезны. Ни один мужчина, способный писать такие прекрасные стихи, не может быть совсем бесполезен. Ты согласна со мной, Изабелла?
– Конечно, – поспешно заверила Изабелла. – Молва о вас дошла даже до нашей глуши, синьор. Ваше имя хорошо известно.
Это была правда. Она не раз слышала, как ученые друзья отца говорили о младшем Медичи, брате Лоренцо Великолепного. Они говорили о его любви к искусству и… красивым женщинам. О том, что он, кажется, совершенно не интересуется финансами и торговлей, обогатившими его семью.
Слова Изабеллы явно польстили Джулиано.
– А мне нравится ваша кузина, Катерина! – сказал он, рассмеявшись.
– Это очень хорошо, потому что она приехала надолго, – ответила Катерина, – и вы сможете видеть ее здесь каждый день, поскольку она любит искусство так же сильно, как и я.
– В самом деле? – В черных глазах Джулиано загорелось любопытство. – Впрочем, я и не ждал меньшего от родственницы Катерины. Скажите мне, синьорина Спинола, что вы думаете о работе нашего друга Боттичелли?
Изабелла заколебалась, бросив взгляд через плечо на синьора Боттичелли. Он стоял у одного из своих мольбертов, руки были скрещены на груди. Он внимательно наблюдал за их группой, оценивая, рассчитывая, как будто они были предметами, которые нужно было перенести на холст. Руки, ноги, волосы, глаза – все готово трансформироваться в прекрасную Мадонну, богиню, духа, святого, терзаемого муками.
Изабеллу охватило смущение, от волнения ее даже замутило. Да кто она такая, чтобы говорить об искусстве перед этим великим человеком? Разве она осмелится сказать что-нибудь? Ее переполняли неведомые прежде эмоции и желания.
