Взглянув на Коннела, Эмбер безошибочно прочла осуждение в глубине темно-синих глаз. «Не смей показывать ему слабость, – приказала она себе, – не давай в руки такого оружия».
– Хороши, не правда ли? – небрежно заметила она, усаживаясь наконец на стул.
В этот момент Коннел готов был стукнуть кулаком по столу от отчаяния: ей незнакомо чувство стыда. Все оказалось хуже, чем он предполагал. Вероятно, она считала его глупцом или рассчитывала, что, надев платье скромной монашенки, вызовет жалость.
Самое обидное, что на подсознательном уровне ее трюк подействовал. Как он ни пытался убедить себя в обратном, Коннел не мог отвести от нее взгляд – Эмбер завораживала его. Зачесанные назад волосы открывали тонкий овал лица и опушенные длинными ресницами изумрудные глаза. Знала ли она, что ее удивительная внешность вызывала у мужчин желание драться за нее? Коннел скривил рот: конечно, знала. С юности она пользовалась красотой, чтобы манипулировать людьми.
Он вспомнил свою реакцию, когда Амбруаз попросил его о помощи и впервые показал фотографии. Взглянув на них, Коннел на мгновение лишился дара речи, испытав острый, как удар в живот, приступ вожделения. Один снимок особенно поразил его: в воздушном белом платье Эмбер выглядела одновременно невинной и возбуждающе эротичной. Чувство вины охватило Коннела, и он покачал головой:
– Попросите кого-нибудь другого.
– Не знаю никого, кто бы справился с ней, – честно признался Амбруаз. – Тем более человека, которому бы я верил, как тебе.
Именно в этом заключалась проблема. Амбруаз без колебаний доверил Коннелу дочь, не сомневаясь в его порядочности. Согласившись, Коннел считал делом чести оказать услугу человеку, спасшему его от тюрьмы.
Проще всего было бы выписать ей чек и отпустить на все четыре стороны, но Амбруаз настаивал на исправительных мерах, а упрямство старика хорошо известно.
– Пускай научится сама зарабатывать на жизнь и перестанет быть иждивенкой. Ты поможешь ей в этом, Коннел.
Что прикажете делать, если, глядя на Эмбер, он думает о том, как распустить ее пышные волосы и, задыхаясь, целовать упрямые губы? Или сжать ладонями округлые бедра и войти в ее лоно, дрожа от страсти? Коннел смотрел в мерцающие глаза, вполне отдавая себе отчет, что ее непокорность особенно возбуждает его, – женщины редко оказывали ему сопротивление. Что делать: принять вызов или отказаться? Вопрос носил чисто теоретический характер, потому что Коннел никогда не сдавался. Возможно, ему предстоит проявить чудеса самодисциплины. Неужели он так низко пал, что мечтает об интимных отношениях с женщиной, погрязшей в пороке.
