— Скажите, — нарочито высокомерно спросил фельдмаршал, — вы родственник того самого ротмистра Зубова, который, сколько мне помнится, командовал караульной ротой дворца?
— Так точно, ваша светлость. Родной брат генерал-адъютанта Платона Зубова.
— Кому же он, получив генеральский чин, передал свою караульную роту?
— С вашего позволения, командовать караульной ротой дворца поручено мне.
Князь долго разглядывал розовощекого нахала.
— Что ж, — спросил он наконец, — много вас, Зубовых?
— Четыре брата, не считая отца, который еще находится на службе и тоже, вообразите себе, возымел желание быть представленным ее величеству.
— Ну, еще бы, еще бы… При таких молодцах! Ладно, поручик, — сказал он наконец, — отдохните с дороги, а завтра чуть свет вас будет ждать ответ для государыни.
— С вашего позволения, светлейший князь, я хотел бы остаться при вашей армии. Кстати, государыня тоже просит об этом.
— Вот как! Вы имеете доступ к содержанию писем ее величества?
— Государыня меня балует, — признался, краснея, поручик. — Они меня ужасно как балуют. В день моей отправки стояли на редкость сильные морозы, и государыня в знак особого ко мне расположения… Оставьте меня, князь, при своем штабе. Право, не пожалеете.
— Хотите большой чин получить в деле?
— До большого чина я вряд ли дослужусь, потому что, как известно, и дел-то особых тут, на юге, не предвидится.
— Откуда вам, поручик, может быть известно, предвидятся ли тут, на юге, большие дела или нет?
И вдруг этот юный птенец, расправив тощие крылышки, пошел на всесильного орла.
— В своем письме, — сказал он несколько назидательно, — государыня настаивает на том, чтобы как можно скорее заключить мир с турками и вернуть армию в собственные ее пределы.
Поскольку фельдмаршал стоял оглушенный этой наглостью, поручик, передохнув, двинулся еще дальше:
— Государственные дела, светлейший князь, начинают принимать другое направление.
— Уже?
— Уже.
С досады рука светлейшего потянулась к дверям землянки, но сам он все еще раздумывал. Нет. Предстояло многое осмыслить, прежде чем войти туда, и потому, аккуратно прикрыв двери, бледный, усталый, он прислонился к ним, потому что его вдруг качнуло. Болезнь, видать, все еще не отпускала. Надо бы выпить глоток и пожевать чего-нибудь, чтобы успокоить нервы. Полтысячи народу у него в гостях, и никому в голову не придет подать бокал, потому что всем бесконечно сладко смотреть, как всесильный Потемкин вдруг качнулся. Ах, продажные вы твари…
