— Нет, вы посмотрите на эту сосульку! — ржала деревня. — Вы на него посмотрите!
Мальчик остановился на полпути, растерянно посмотрел на хохотавшую толпу, перевел взгляд на белое лицо матери и заплакал. Екатерина взяла его на руки.
— Не нужно, сынок. Мы не из тех, кто поднимает камень. Бог отомстит за нас.
«Да она еще и грозится!!!»
И тут Тайка наконец заметил торчавшего у стремени с кувшином и кружкой престарелого жениха.
— Глубокоуважаемый, высокочтимый основатель наш и защитник…
— Да разве таким пойлом приглашают?
— Угостите другим. Вовек признательны будем.
— И угощу.
— Меня или всю мою свадьбу?
— И тебя, и твою свадьбу. Слава богу, есть откуда.
Волы передней фуры, услышав решимость в голосе хозяина, двинулись в путь. За ними последовала вторая фура, следом Тайка на лошади, и вот длинная вереница свадебных гостей пошла вниз по Днестру, по направлению к глиняной крепости…
Осмеянная и оплеванная односельчанами Екатерина, собрав свою ребятню, тихо спустилась по заледенелой тропке к одиноко стоящему домику. Ее вдруг охватила какая-то странная дрожь. Войдя в дом, она залезла на печь, забралась под старое, драное одеяло, которым по ночам укрывалась вся семья, но ее все трясло.
Перепуганная ребятня разревелась. Старшая дочка кое-как их утихомирила, затопила печку, сварила мамалыжку, накормила всех, даже Ружке, возившейся в сенях, достались кое-какие крохи. Екатерина есть отказалась, не отвечала на вопросы и по-прежнему молчала, трясясь под лоскутным одеялом. Намерзшиеся за день дети залезли к ней на печь, забились под одеяло, согреваясь друг от друга и засыпая друг возле дружки.
Наступила долгая зимняя ночь. Где-то вдали слышны пьяные песни возвращающихся со свадьбы гостей. В сенцах на соломенной подстилке рычит сквозь сон Ружка. За окошком веет ветер, кидая снежной крупой в окошко, но к полуночи все утихло. Замерли днестровские долины — ни ветра, ни метели. Одна нескончаемая серебристо-белая пустыня, и казалось, что минуют тысячелетия, прежде чем сойдут эти снега и задышит земля под ними.
Из-за косогора показалась луна. Она не то что взошла — она взлетела как-то вдруг, вся разом, и, откопав в днестровской долине маленький, затерянный в сугробах домик, нашла окошко, и вот золотистый луч, нащупав в темноте припечку, медленно потянулся к уснувшему в горе и страдании семейству.
— Мам, ты спишь? — вдруг донеслось из-под одеяла.
— Нет. А что?
— Мне страшно.
— Иди ко мне.
Сонный Ницэ, переползая через спящих братьев и сестер, добрался наконец до Екатерины, свернулся калачиком у самой ее груди. Она обняла его, согревая своим телом, и только тогда из глаз брызнули обильные, освобождающие душу слезы.
