Былинка, которую так легко, походя, раздавить, ассоциируется у меня с самой природой. Мы слишком долго добивались властвовать над ней и в то же время были уверены в ее неуязвимости, "Не ждать милостей от природы!" как часто раздавался этот воинственный клич. Но вдруг оказалось, что природа - та же былинка, и растоптать ее совместными усилиями просвещенного человечества совсем не трудно...
Таинство жизни, о котором поведал старик, все еще остается таинством. Мы готовимся осуществить искусственный интеллект, но по-прежнему не способны создать простейшую живую клетку...
Со вторым стариком судьба свела меня вскоре после окончания института. Я выполнял поручение научно-технического общества. Надо было навестить ученого, прикованного болезнью к дому, и вручить ему приглашение на конференцию, которым он при всем желании не мог воспользоваться.
Поручение не радовало: запахи лекарств, спертый воздух непроветриваемого помещения, хождение на цыпочках, постные лица родственников - вот что представил я себе, нажимая кнопку звонка.
Дверь открыл одетый в теплую венгерскую пижаму, отделанную витым шнуром, старик с прозрачным приветливым лицом и белыми, без малейшего оттенка, волосами. Такую седину называют благородной.
Даже не спросив, кто я, откуда и зачем пожаловал, он провел меня в кабинет, не позволив снять ботинки.
Я собирался произнести подобающие случаю слова, вручить пригласительный билет и откланяться.
- Подождите, - остановил меня старик. - Надеюсь, вы располагаете временем?
Я смущенно кивнул.
- Вот и отлично... Сейчас попьем чайку, а потом - к делу. Терпеть не могу спешки!
Он вышел нетвердой, семенящей походкой, точно боялся упасть, оторвав ногу от пола.
Это я подумал, глядя ему вслед. А затем от нечего делать начал разглядывать кабинет и почувствовал себя так, словно, сам того не ожидая, очутился в музее.
Именно таким я представлял обиталище ученого начала века. Массивные книжные шкафы с вычурной резьбой под темным лаком, с тусклыми стеклами, за которыми, будто гвардейцы на плацу, выстроились в шеренги тисненные золотом корешки старинных книг... Почти черный, необъятных размеров письменный стол, впору министру... Стеллаж с допотопными физическими приборами - один из них, электрофорную машину, я узнал по картинке в старом учебнике...
На стенах - литографированные портреты: Яблочков, Якоби, Попов.
Словно и не поднимался я полчаса назад по эскалатору метро, не перебегал поток "Москвичей" и "Побед" под свист возмущенного такой дерзостью регулировщика.
