Прилагательные тут же становятся абстрактными существительными ("целостность"), а мир оскудевает от того, что человеческий мозг заполнен небытием, и бессмысленным вопросам требуется найти ответы. Бог — не есть милосердие. Бог — не есть любовь. Бог — это кто-то, любящий что-то, или что-то, любящее кого-то. В начале не было слова, и не было — как уверяет Фауст — какого-то действия (акта). В начале был говорящий, актер. В этом смысле христианство и даже мусульманство правы, а буддизм и дзэн ошибаются. Бог — это личность. Небо — это место. Вопреки Апокалипсису, без времени ничего не может существовать, а особенно то, что является вневременным.
Вечность пребывает в любви к творениям времени.*
Для западного человека формы поведения и церемонии в дзэнских монастырях, а также феодальная, если не сказать, милитарная, иерархия духовных лиц, могут показаться чуждыми дзэну или, более того, совершенно несовместимыми с ним. Правила и предписания, пение и коленопреклонение могут быть неоправданными, но в определенной мере их можно объяснить продолжением двухтысячелетней традиции, которая уходит своими корнями в Индию и через Китай и Корею была воспринята в Японии. Но такой аргумент позволил бы нам пожирать друг друга.
*
Дзэн, чем бы он ни был, есть совместный продукт индийского и китайского гениев. Будда достиг просветления, но у него были, по-видимому, трудности в передаче его другим. В качестве средств, ведущих к этой цели, он рекомендовал самоконтроль и уважение нравственных законов. В седьмом и восьмом веках китайские монахи начали "выяснять", что же это было за просветление, и заодно обдумывать технику его достижения, обходя при этом древние индийские схемы. Таким образом, мы можем проследить на протяжении этих двенадцати или тринадцати веков нить дзэна, проходящую через Упанишады, сутры, несомненное просветление многих монахов в Китае, Корее и Японии — вплоть до нынешних времен, почти три тысячи лет истории. Мы также можем обратиться к великим мыслителям и поэтам, музыкантам и художникам разных времен и народов для того, чтобы увидеть и услышать религиозное просветление в сферах, неведомых Будде. Мы это тоже можем назвать дзэном, дзэном, который выходит за пределы истории и не ограничивается Дальним Востоком. Без определенной глубины мысли и интуиции дзэн вряд ли может проявиться, а значит мы находим его у Экхарта, Христа и Баха. Но он не являет собой что-то торжественное и сверхсерьезное; его можно обнаружить также у Сервантеса, Моцарта и Льюиса Кэррола.
