Иногда в результате перенапряжения наступала апатия, летчик или штурман засыпал в полете или, наоборот, не мог уснуть по нескольку дней: «Прожекторы снятся».
* * *
Женя Руднева писала:
«Я поздравила Юшину: теперь и ты стала старой летчицей — спишь в полете». Писала и про себя: «В один из полетов летим домой, я веду, но мысли сонные, сонные и где-то бродят… Посмотрела на курс… Как будто домой идем. Разбудила Раю: «Мы домой идем?» — «Да». — «А бомбы я сбросила?» — «Конечно»… А на земле вспомнила все».
Бывало и так, что на глазах летчика гибли боевые подруги. Их самолеты, сбитые зенитным огнем или ночным истребителем, загорались в воздухе и огненным факелом падали на землю… Но живые возвращались за новым бомбовым грузом и летели снова на ту же цель, в тот же ад…
Да, настоящий героизм на войне заключается не в сиюминутном движении души, а в непрерывном преодолении страха и усталости, помноженном на мастерство, в непрерывном тяжелом труде…
Кто-то сказал: война — это подвиг самоотречения, когда воин совершает то, что кажется немыслимым и невозможным… Но как бы ни было тяжело, девушки всегда рвались в бой, дрались за право вылетать первыми, чтобы успеть сделать больше вылетов.
В туманные непогожие ночи на старте, когда в ожидании погоды и полетов экипажи сидели под плоскостями своих По-2, Женя Руднева любила рассказывать нам сказки. Тихим высоким голоском читала она баллады Жуковского, красивые истории о подвигах рыцарей, об их прекрасных дамах, рассказывала легенды о созвездиях — Волосы Вероники, Андромеда. Знала она их удивительно много… Надя Попова запевала нашу любимую:
Летят утки, летят утки и два гуся.
Ох, кого люблю, кого люблю, не дождуся.
И тогда забывались и дождь, и туман, и холод. И жизнь становилась такой красивой… Отыскивая на небе свою любимую Капеллу, Женя говорила мне: «Когда я гляжу на звезды, я думаю о том, как вернусь в Московский университет…»
* * *
Письмо Е. Рудневой профессору С. Н. Блажко:
19 октября 1942 г. Действующая армия
Уважаемый Сергей Николаевич!
Пишет Вам Ваша бывшая студентка Женя Руднева — из той астрономической группы, в которой учились Пикельнер, Зигель, Мамзон. Эти имена, возможно, Вам более знакомы, а вообще группа у нас была маленькая, всего десять человек, и были мы на один год моложе Затейщикова, Бронштейна, Верменко.
Простите, пожалуйста, что я к Вам обращаюсь, но сегодняшнее утро меня очень взволновало. Я держала в руках сверток, и мне бросилось в глаза название газетной статьи — «На Пулковских высотах». Я, конечно, и раньше знала, что немцы разрушили Пулково, но я никогда не могла подумать, что варварство может дойти до такой степени, чтобы не оставить камня на камне от этого храма науки, от нашего Пулкова! В январе 41-го года мы ездили туда на экскурсию. На войне люди черствеют, и я уже давно не плакала, Сергей Николаевич, но у меня невольно выступили слезы, когда прочла о разрушенных павильонах и установках, о погибшей Пулковской библиотеке, о башне 30-дюймового рефрактора. А новая солнечная установка? Я не знаю, что оттуда удалось вывезти, но вряд ли многое, кроме объективов.
