В самом деле, простейшие живые существа практически не способны кого-либо обманывать. Зато птицы и млекопитающие открыто хитрят. Это помогает им побеждать естественных конкурентов в борьбе за пищу, территорию, ранг в стае — или за любовь. К примеру, самцы ласточек пугают самок тревожными вскриками, когда рядом покажется их соперник, хотя никакой настоящей опасности нет. Ложные сигналы о приближении врага порой подают и сурки, загоняя сородичей в норки, когда заметят, что рядом есть чем полакомиться.
Наши ближайшие родственники, обезьяны, вполне ясно понимают, что лгать бывает полезно. Вот сценка из жизни шимпанзе. Какой-нибудь хитрец из стаи тайком от остальных припрятывает бананы — водит сородичей буквально за нос. Лакомится фруктами, когда никто не видит. Но вот находится другая обезьяна, которая начинает подозревать обманщика. Она прячется где-нибудь в кустах и наблюдает за тем, как плут, боязливо озираясь, подходит к тайнику и достает оттуда банан. Все! Мошенник переигран. Его самого сейчас обманут, как только он покинет сцену, на которой исполнил свою роль, — проиграл клад.
Но это все мелочи по сравнению с хитростью и двуличием людей. У многих наших соплеменников — авантюристов и брачных аферистов, строителей финансовых пирамид и воров — вся стратегия выживания основана исключительно на лжи. Они готовы лгать так же естественно, как мы, другие, дышим, лгать, теряя подчас всякое представление о том, где они честны, а где врут. Но в принципе и любой нормальный человек каждый день говорит неправду — по разным подсчетам, в зависимости от того, что называть ложью, совершает этот грех от 1,8 до 200 раз в день.
Говорит! С появлением речи искусство обманывать воспаряет на невиданную прежде высоту. В конце концов, наш язык — настоящее орудие лжи. Слова просто идеально приспособлены для того, чтобы вуалировать действительность, талантливо называть черное белым и наоборот. Искусно ловча ими, можно представлять все происходящее в выгодном для себя свете. Лингвистические ухищрения давно стали не только жизненной нормой, но и фундаментом всей мировой политики, в чем легко убедиться хотя бы на примере отдельно взятой России. Для любого события, любого явления найдется пара подходящих названий-антонимов. Какие-нибудь «террорист» и «борец за свободу» всякий раз оказываются двумя ликами одной и той же истины, «победа» в скоротечной войне легко ассоциируется с «поражением», да и кто должен их отличать? Истина наверняка лежит где-то посредине, и вероятность уличить обманщиков тоже будет «пятьдесят на пятьдесят». Все-таки искусный выбор слов многое решает, и даже наглая ложь часто выглядит неуязвимой.
