Электронное письмо (блоги, ICQ, sms, сленг «падонков»), приближающее письмо к устной речи; «наивная» литература типа Эрленда Лу; «документальный театр»; кино про «обычных и ниже обычных» людей (вроде «Эйфории» Ивана Вырыпаева с бесконечными диалогами: «И че? — И ниче. — И че теперь? — Я не знаю»); реалити-шоу — все это признаки мощи письменной культуры, способной играть с устной речью, создавать внутри себя площадки, «очищенные от письма». Это можно понять и как специальную остановку письма, очищение от письма для его последующего развития, и как освоение письмом не освоенных до сих пор островков устной речи.
Сюжет с вытеснением письменной культуры культурой устной либо визуальной присутствует по крайней мере в умах аналитиков и исследователей уже не первое десятилетие. Он может развернуться (и уже развертывается) в сторону очередного расслоения общества — теперь уже не по близости к власти или богатству, а по способностям к интеллектуальной работе, возможностям к порождению знаний, для которых опыт чтения и письма — важнейшее условие. В такой постановке вопроса понятно, что чтение/письмо — уже не только личное дело, но общественное. По сути дела, вопрос об овладении чтением/письмом, о распространенности чтения/письма — это вопрос о том, будем ли мы жить под идеологизированной авторитарной, а то и тоталитарной властью меритократии[>1 Картинки жизни под властью интеллектуальной меритократии задорно и страшновато прописали А. Бард и Я. Зондерквист в «Нетократии» — СПб, 2004.], при которой большинство населения будет довольствоваться чужим пониманием, смыслами, траекториями жизни и развития, или сохраним идеалы свободы, христианства и просвещения, где каждый человек способен к свободному пониманию и самоопределению.
Странно, что столь важным для нашей культуры чтению и письму мы уделяем так мало внимания. Впрочем, самое важное в силу своей привычности часто оказывается самым незаметным.
Обратим внимание: у этого утверждения нет ничего общего с распространенными высказываниями типа: «Мы стали меньше читать (какой ужас!)», «Ах, современные школьники не читают Толстого!» Серьезное отношение к чтению не появляется от роста количества прочитанных страниц, а Льва Толстого, полагаем мы, вполне можно и не читать. Дело не в том — что читать или сколько читать, а в том — КАК. А читаем мы неважно. Даже — почти никак.
Как мы «не читаем»?
Чтобы увидеть, что общество не относится к чтению всерьез, достаточно взглянуть на школьную программу. Сколько времени в ней тратится на освоение техник счета (и расчета)? Арифметика в начальной школе, потом алгебра и обязательная почти во всем высшем образовании высшая математика. Итого 11 — 14 лет. Обучение письму занимает меньше времени: «русский язык» заканчивается в школе, и посвящен он не техникам письменной речи, а правилам языка. И совсем мало отводится времени чтению: начальная школа, 4 года. Результат обучения измеряется количеством сложенных букв в минуту[
