На земле штиптаров | страница 2
Когда он закончил, коджа задал ему вопрос:
— Кто тебя ударил? Этот?
— Этот, — отвечал хавас, указывая на Халефа.
— Теперь мы знаем виновника и можем посоветоваться.
И он принялся шептаться с заседателями, а потом изрек:
— Надо приговорить преступника к сорока ударам палками по пяткам и заключить в тюрьму на четыре недели. Да хранит Аллах падишаха!
Рука Халефа легла на рукоятку плетки, я же с трудом удержался от смеха.
— Теперь о втором преступлении, — возвестил судья. — Мавунаджи, выходи и говори.
Настала очередь возницы, но прежде, чем он разговорился, я повернулся к коджабаши и елейным тоном проговорил:
— Не позволишь ли ты мне немного приподнять тебя?
Он в недоумении поднялся со стула. Я отодвинул его и вольготно уселся сам.
— Спасибо.
Трудно было описать его лицо в этот момент. Голова опять принялась опасно трястись. Он хотел что-то сказать, но ничего не мог из себя выдавить. Единственное, что ему удалось сделать, чтобы унять эту непередаваемую непрезентабельную пантомиму, так это вынуть руки из карманов и закрыть ими трясущуюся голову. Никто не вымолвил ни слова. Ни один хавас не пошевелился. Наконец к судье вернулся дар речи. Он собрался с силами и заорал что есть мочи:
— Что происходит?! Как ты можешь совершать такое по отношению к уважаемому человеку?
— Хаджи Халеф Омар! — прервал я его крики. — Бери плетку и, если он произнесет хоть слово, прогуляйся ему по мягким частям, пока там еще есть кожа!
Хаджи мигом выхватил плетку.
— Эмир, я все сделал, как ты велел. Дай только знак.
Жаль, что света было маловато, чтобы разглядеть все лица. Коджабаши не знал, как себя вести. Мубарек что-то шепнул ему, и тот приказал хавасам:
— Взять его! Бросьте его в камеру! — И указал на меня.
Полицейские подступили ко мне вплотную с обнаженными саблями.
— Назад! — крикнул я. — Тот, кто подойдет, окажется в земле!
Я вытащил оба револьвера, и в то же мгновение хавасов как ветром сдуло. Они моментально затерялись в толпе.
— Что так огорчило тебя? — спросил я коджу. — Почему ты стоишь? Пусть Мубарек постоит, а ты сядь.
Едва придя в себя, коджабаши снова завопил:
— За свои деяния ты достоин худшего наказания! Мубарек — святой человек, любимец Аллаха, чудотворец… Если он только пожелает, призовет с неба огонь на твою голову.
— Замолчи, коджабаши. Если хочешь говорить, то говори что-нибудь умное. Мубарек не святой и не чудотворец, он жулик и шарлатан.
В толпе раздались возмущенные голоса. Громче всех звучал голос самого Мубарека. Он поднялся во весь рост, простер руки в мою сторону и заорал: