– Ты сойдешь с ума, – посулила ему Аэлита, увидев на диване сына книгу со странным названием «Как почистить свой сосуд кармы?». – Или тебя завербуют в секту. Какую-нибудь Аум Синрикё, – блеснула своими познаниями Аэлита Федоровна и приняла решение – спасти сына от надвигающегося разорения.
– Обязательно, – проворчал Олег и посмотрел на мать столь выразительно, что той не осталось ничего другого, как предложить самое простое решение выхода из кризиса:
– А хочешь, я тебе драники сделаю?
– С чего бы это вдруг?
– Плохо выглядишь, – обронила, не оборачиваясь, Аэлита и по-хозяйски направилась на кухню, откуда была выдворена через пять минут.
– Здесь я хозяин, – напомнил матери Олег и с раздражением отнял у нее недочищенную картофелину. – И я не голоден.
– А по-моему, очень даже голоден, – с какой-то странной интонацией сказала Аэлита и ушла не прощаясь.
«Обиделась» – так объяснил себе ее уход Скворцов и оказался не прав.
В сердце его матери не было места обиде, зато беспокойство укоренилось в нем основательно. Но об этом Олег не догадывался и по-прежнему считал Аэлиту женщиной недалекой, не способной на сильные чувства и тонкие переживания. Да, действительно, природа не наделила его мать каким-то недюжинным умом, но зато с лихвой одарила сильнейшей интуицией, которая в сочетании с житейской хитростью и элементарным расчетом всегда позволяла ей добиваться желаемого. Например, Аэлита категорически не желала мириться с одиночеством сына, потому что считала такое положение дел противоестественным. Любой мужчина, уверяла она, должен быть при женщине, и не важно, жена она ему или любовница. А у этого упрямца нет ни первого, ни второго, и поделать с этим ничего нельзя, потому что Олег глуп и совершенно не знает жизни. Он думает, что ему не везет с женщинами, а на самом деле – просто не понимает, как правильно выбрать. А ведь это целая наука, о которой, кстати, лично она имеет подлинное представление и вполне могла бы стать куратором, но разве в своем отечестве есть пророки?
Парадоксальное взаимодействие, с одной стороны, «сил необъятных», с другой – абсолютной беспомощности лишило Аэлиту покоя. Она томилась в бездействии и чувствовала себя в полной изоляции: обсуждать дела сына с близкими родственниками и немногочисленными подругами, а прежде – завистницами, казалось ей делом неблагодарным, просто невозможным. Тут-то Аэлита и вспомнила про Яну и позвонила той с призывом о помощи.
