Салфеток накрахмаленную зыбь,
Глотков протяжный звук…
Еды неотвратимый принцип
Шевелит сны у самых его рук.
Палящих глаз протяжный жар,
Подернутый дымком чужих бифштексов,
Ожогом губ – котлет горячих ржавь,
Голодных утр пустынное нашествие…
О, бездонное небо несжаренных птиц,
О, всех океанов несваренная уха,
Неуемная жажда пить,
Не умеющая стихать,
Ваши краски познали крик,
Пропахшие рукой —
Познали свежесть…
Шрапнелью рыбьей позолоченной икры
Капельки утра брезжут.
Вынет этот стих редактор «Совписа» Егор Исаев – любимец партии и ленинский лауреат, поставит минус и скажет: «Теперь я понимаю, почему художники пишут натюрморты. Голодные – они тем самым утоляют голод». Нет, не случайно он потом будет кур разводить.
«Помогите Грину. Писатель умирает не столько от туберкулеза, сколько от голода. Организуйте подписной лист среди писателей…» – обратились в РАПП друзья автора «Алых парусов».
Не помогли.
«Пришлите двести похороны Грина», – телеграфировал сам Грин, наивно полагая, что хоть похоронные пришлют.
Не прислали.
«По какой категории будете меня хоронить?» – спросил как-то Светлов своих будущих похоронщиков.
«По первой, Михаил Аркадьевич. По первой…»
«Это сколько?» – полюбопытствовал он.
«800 рублей. А обычно – 300».
«Знаете что, похороните меня обычно, а разницу дайте сейчас».
Да, в жизни деньги нужнее.
«Понимаешь, босяк, – говорил, бывало, Светлов, – деньги как талант – нету так уж нету…»
ЦДЛ… Сюда приходил Борис Ковынев. Автор когда-то известной «Лодочки» (Пьянствуют в складчину ветер и вода!..), всю жизнь проживший на микояновских котлетах (в которые по праздникам добавляют немного мяса), вырученных женой в обмен на ее донорскую кровь.
Поэт поначалу обласканный и нарочито забытый.
Перед смертью выпустили небольшую книжку его стихов. До конца не убедившись, что он мертв. А он возьми да напиши новые:
В какой-нибудь четверг иль понедельник
Я, может, Байроном проснусь!
Но умер, к сожалению, безвестным.
Обычно после четвертьвекового молчания выпускают в свет стихи уже с того света.
Как испугался однажды, увидев книгу такого же молчальника Рюрика Ивнева. Слава богу, жив!
Безымянные откровения… Эмоциональность, не подкрепленная громким именем. В то время как громкое имя может обойтись за счет прошлых и давно пропитых успехов и суховатой констатации очевидных вещей (козел, козел, а козье вымя дает доход и кормит имя).
Крепостные мастерства – они всю жизнь несут свой крест. Не делясь его тяжестью ни с кем и не переваливая ее на чужие плечи. Несут, как правило, натощак. Братья во кресте, они так долго несут свой крест, что сами навечно врастают в него. Он и посмертно одиноко высится над ними, застолбив место, откуда надо продолжать их тяжкий путь.
