В равной степени это относится и к настоящим авторам. Как правило, мертвым. О живых, да еще хороших, говорить здесь преждевременно. Их еще и по одному-то разу не всех издали!
Непомерно огромный кабинет с затерявшимся в углу человечком… Сюда с надеждой взирает ЦДЛ.
Сюда идут гуськом, стесняясь своего роста, просители-писатели. Ломая шапку… и спину.
Цирк. Паноптикум. Подчас кажется – опрокинув свои спиртовые банки, выскочили на свет Божий безмолвные актеры анатомического театра. Вписываясь в ансамбль ЦДЛ. И нисколько не выделяясь среди его обитателей.
Вот кто-то подкатил на своем инвалидном «лимузине» – коляске. Таланта нет, как отрезало… трамваем.
Вот прокатился большеголовый карлик-уродец. Кажется, и я с ним в одном творческом союзе?!
Фонарь – ЦДЛ. Кто только не летит на твой свет!
Пьет вздорожавшую водку нивх – представитель вымерзшего или вымершего, как мамонт, народа. Далеко отсюда на его белобезмолвной родине – камлание шамана с колечком сквозь ноздрю. А на Имане, в соседней, выродившейся, но вырядившейся народности, где кругом вода, и сегодня еще хоронят людей на деревьях.
Черное пиршество птиц, рвущих покойников. Банкет!.. Окраина отечества. Далеко за впечатляющим фасадом «Новопотемкинской деревни». Ительмены, селькупы, юкагиры, нганасаны – все эти тунгусы с русскими фамилиями…
Окраина многолюдного человечества… Где-то в авангарде достигшего Луны и бог весть еще до чего дойдущего. Но с силою вытягивающее хвост какой-то звериной отсталости.
Пьет нивх вздорожавшую «столичную», а рядом прием в честь очередной слаборазвитой литературы. То ли негры… то ли турки? То ли папуасы имени Миклухо-Маклая? Кто-то[4] заглядывает на строго оберегаемый банкет и поет:
Не нужен мне берег турецкий,
И Африка мне… не нужна!
– Что ты так хорошо рассказываешь! Ты напиши, возьми и напиши! – горячо убеждает коллега коллегу.
– Вспомнить страшно.
– А ты – скрепя сердце…
– С таким-то сердцем – разве что завещание только писать.
Заводя мечтательно глаза, кто-то произносит свое заветное: «Вот стою я – Колька Букин, у Букингемского дворца…»
Кто-то мелко трясет плечами, будто старается осадить свою вылезшую душу.
Идет не Байрон, а другой, еще неведомый хромой.
Да у кого она на месте – душа!
Женщина, близко к сердцу прижавшая судьбы литературы нашей… Матрона, праматерь успехов и провалов. Кто только здесь не был? Не лоно, а мемориальный музей…
А вот и ее дочка! Я думал, до чего же плохо воспитан. Так и хочется тронуть ее за коленку. Не тронул. Традиция. «Вы плохо воспитаны», – сказала она.
