- Ундрич - мой ученик?! Они посмели назвать его моим учеником? - гневно разбрасывая газеты, кричал в своем загородном особняке профессор Эдвард Чьюз. Разглаживая смятый лист «Вечернего света», он в двадцатый раз перечитывал: «Инженер Ундрич решил задачу, которая оказалась не по плечу его учителю - профессору Чьюзу!»
Что делать? Написать этим мерзавцам? Но по прежнему своему опыту он знал, что это бесполезно; кто-кто, а уж «Вечерний свет» наверняка его письма не напечатает. Но гнев требовал исхода, Чьюз просто был не в состоянии сидеть сложа руки и принялся писать.
«Ундрич - не мой ученик, - писал он, - хотя бы уже потому, что никого и никогда я не учил, как истреблять людей. Да, это мне «не по плечу», потому что это не задача науки. Ученый палач - все-таки палач, а не ученый. В прошлом Ундрич действительно работал в моей лаборатории, и я очень сожалею, что не сразу раскусил его. Все же я выбросил его из своей лаборатории довольно скоро - во всяком случае до того, как он мог взять что-либо у меня для своего позорного изобретения. Я счастлив, что и в этом смысле Ундрич не мой ученик!»
За этим письмом застал отца приехавший к нему Эрнест Чьюз. Старик показал сыну письмо. Тот улыбнулся.
- Отец, ты же знаешь, что делаешь это для самоуспокоения. Думаешь, письмо напечатают?
- Они обязаны…
- Ах, обязаны… Ну, тогда конечно…
Отец помолчал и… разорвал письмо. Эрнест сделал вид, что не заметил этого.
- Я к тебе, отец, по делу, - сказал он так, как будто бы разговора о письме и не было. - «Ассоциация прогрессивных ученых» организует собрание. Пора уже каждому определить свое отношение к борьбе за мир. Мы рассылаем приглашения всем.
- Что значит: всем? - спросил Чьюз.
- Всем без различия взглядов. И Уайтхэчу, и Ундричу, и Безье…
- Ты думаешь, они за мир?
- Нет, не думаю! Но пусть открыто выскажут свое мнение. Пора уже размежеваться. А то ученые, ученые… Все ученые, да разные…
- Они не явятся.
- Пусть. Этим откроют свое лицо.
- Не особенно-то они его скрывают…
- Ах, отец, в конце концов, не в этих волках дело. Ведь немало и таких, которые никак не решаются занять определенное место: они «нейтральны»! И когда все эти Уайтхэчи трусливо промолчат - свое действие это окажет, будь уверен!
Собрание, о котором говорил Эрнест Чьюз, состоялось через неделю. Все тот же огромный зал, где демонстрировались и «лучи жизни» Чьюза, и «лучи смерти» Ундрича, теперь должен был стать ареной свободной дискуссии на тему «Наука и мир».
