Есенин встал, поклонился.
— Желаю вам хорошо провести время.
Крылов тоже поднялся, ему невыносимо было сидеть, необходимо было выпить чего-то покрепче.
— До свидания.
Жена благосклонно подала мягкую руку.
— Не забывайте нас.
Внизу Александр Никитич встретил сына нетерпеливым вопросом, — он даже изменился в лице, ожидая:
— Ну, как?
— Чего беспокоишься, папаша? Всё хорошо.
— Как же не беспокоиться, сынок? О таком месте многие мечтают.
Сын не смог утаить снисходительно-презрительной усмешки:
— Что и говорить, мечта возвышенная!..
— Не смейся. Вспомни сперва, где ты вырос, откуда ты пошёл... Расскажи-ка подробно, ладно ли с тобой обращались?
— Чересчур. Место осталось за мной.
Отец сразу же подобрел, сквозь печаль в глазах пробилась радость — бледный лучик солнца сквозь сизый сумрак тучи.
— Ты собираешься с Воскресенским в город... Вот тебе десять рублей, купи чего захочется. Пустяками не прельщайся, зря не трать. А если путное что попадётся...
Есенин был растроган внезапной отцовской добротой и щедростью.
— Спасибо, папаша.
Он со всё возрастающим нетерпением ждал «вечного странника», даже выбегал на улицу — взглянуть, не идёт ли, то и дело вынимал тетрадь со стихами, снова и снова пробегал взглядом по строчкам, хотя они давно отпечатались в мозгу до единой буковки, до запятой — разбуди в глухую полночь, прочтёт без запинки...
Воскресенский пришёл, как и обещал, в полдень. Он был шумный и праздничный, но трезвый, опрятный, в расстёгнутой куртке поверх светлой косоворотки. Стёкла очков вспыхивали, от них как бы разбегались по стенам солнечные зайцы.
— Привет вам, господа, и доброго здоровья!
Видно было, что он здесь свой человек; Александр Никитич подозвал его к себе, перегнулся через прилавок.
— Нехорошо я вёл себя вчера, Владимир Евгеньевич. Лишнее вырвалось в сердцах... Извините...
Воскресенский наставительно поднял палец.
— Я досконально изучил движение человеческой души по замысловатым извилинам бытия. И мне ясны порывы души вашей, Александр Никитич. В силу этого ваши вчерашние обличения в адрес моей особы пролетели мимо, как ветер, и вы, прошу вас, не мучьте себя раскаяниями... Сергей Александрович, вы готовы в поход?
— Готов, — ответил Есенин. — Но я всё же прошу вас задержаться на короткое время. — Он вопросительно поглядел на корректора.
Тот понимающе кивнул.
Они отодвинулись к окну, и Есенин подал ему тетрадь. Воскресенский поправил очки, убрал со щеки прядь и углубился в чтение.
